Костёр 1976-04, страница 56
не хочу, чтобы меня прогоняли... — Мем саб не прогонит! Правда, мем саб? — Конечно, не прогоню, дружок! — Я погладила Мохана по черным кудрям и попросила: — Спой, Мохан! Мальчик улыбнулся: — А можно мы вместе? — Давайте вместе... Как же хорошо они пели! Но слова! Слова! Они коверкали их безжалостно. . — Давайте, я поучу вас правильно говорить слова. Повторяйте за мной... Ночь. Окно закрыто: на ночь не запираться рискованно — кошки, обезьяны... Даже днем крали то мыло, то полотенце. Чистюли! Томик стихов раскрыт на той же странице, на которой я остановилась, услышав песню маленького харид-жана. Я сижу и думаю. Думаю тяжело, с болью и грустью. Хариджаны. Они же — неприкасаемые. Они же — внекасто-вые. Просто не люди. Прикоснуться к внекастовому — значит, осквернить себя. Даже тень — подумать только,—даже тень неприкасаемого может «испачкать» горшечника, маслобоя, кожевника... Любого! И надо скорее бежать смывать с себя грязь от этой нечистой тени! Значит, только ночью может выползать из своей конуры неприкасаемый, убирать нечистоты, подметать улицы, по которым он не смеет ходить днем, очищать мусорные бачки и ящики, в которых нет ни одной бумажки, ни одной спички, брошенной им... Уберет и пойдет опять на окраину города в специально отведенные для неприкасаемых места, торопясь уйти с глаз и с дороги «чистых» еще до рассвета. Звезды совсем золотые. Елочные. А бархат черного неба не дает улететь земным ароматам: пахнет свежестью трава, дарят терпкий запах кусты и деревья, душистые, почти видимые струйки поднимаются над цветочными клумбами. Я сижу в шезлонге, а на траве, скрестив ноги и выпрямив спины, сидят, словно маленькие будды, Динеш и Мохан. Мы только что выяснили, что Динеш тоже хариджан, но «верхушка» хариджанов — прачка- Привыкший ко мне Мохан оказывается смышленым и разговорчивым мальчиком. И не такой уж он и маленький: ему, как и Динешу, двенадцать. — Я и говорю учителю, — продолжает рассказывать Мохан, — что в Москве вовсе не всегда лежит снег, что там цветут сады и текут серебряные реки. А учитель и спрашивает у меня: «А ты давно из Москвы?» Ну, все смеются, а я отвечаю: «Так в песне поется. И русская мем саб так говорит». Вот он, учитель, и попросил: «А ты пригласи эту мем саб. Пусть она расскажет нам всем...» А я говорю... — Я приду, Мохан. Где твоя школа? — Это и моя школа, мем саб! — тихо шепчет Динеш. — Только я вчера не ходил на уроки: стирки было много... На берегу Джамны, откуда, только пристально всмотревшись вдаль, увидишь высокие зубцы, шпили и купола башен, дворцов, минаретов Дели, лежат цветными заплатами полосы и квадраты выстиранной одежды. А о прибрежные камни бьют женщины и мужчины-прачки жгутами свернутые полотенца, простыни, рубахи и скатерти. Отбивают грязь. Экономят мыло. До высокого дерева ним, к которому прибита «классная доска», все время доносится разноголосье шлепков и «плю-хов»... Маленькие хариджаны — так назвал неприкасаемых Ганди,борясь за их равноправие со всеми индийцами, — сидят, поджав под себя ноги, и держат в руках грифельные дощечки. «Божьи дети» — слово «хариджан» именно так переводится на русский язык, вступили на путь равноправия, но еще недалеко продвинулись по нему... Окно распахнуто в сад. В моей ленинградской комнате за столом, который я с гордостью заставила индийскими блюдами, сидит мой давний друг Мохан. — Я так соскучился по всем этим масала! — он намазывает жгучую приправу из мелкого зеленого перца-чили на рыбу, щедро сдобренную красным и черным перцем. — Вот спасибо! Душу отвел! Я держу в руках подаренную им книжечку стихов: — Ты и тогда уже писал стихи? — Нет, мем саб... Начал писать много позже, — Мохан подбирает куском хлеба обжигающий соус. — В то время я даже не знал, что стихи пишут люди... — А кто же? — я поражена. — А кто же, думал ты, пишет стихи? — А никто... Я считал, что они существуют... Ну, как солнце, как воздух, как небо. — И смеется. — Ты хороший поэт, Мохан! Вот ведь как ты правильно пишешь: Я обжег свои босые ноги О бетон безжалостных дорог... Ах, зачем, зачем, ответьте, боги, Я пошел по жалящей дороге, Почему тропинкой пренебрег? — Хочу быть хорошим, мем саб! — серьезно говорит Мохан. — Но у меня мало времени... Ведь сюда я приехал с делегацией членов Парламента... — Мохан?!! — Вот так, мем саб. Сейчас в Народной палате парламента нас, «божьих людей», 77 депутатов... Я представила, как по Парламентской площади в Дели идет Мохан-депутат, и не могла не улыбнуться своему старому другу. |
