Костёр 1976-06, страница 36

стокие телесные истязания, горе и слезы рядом с бессмысленной роскошью и самодовольством. Долг человеколюбия, совесть, наконец простая порядочность взывали к действию.

Приговорив Малыгина к двадцати годам тюремного заключения, судьи предъявили ему нелепое обвинение: измену родине, то есть Голландии, поскольку судили его по голландскому закону. В газетах Европы поднялась волна возмущений. Приговор суда генерал-губернатору пришлось отменить. Ограничились высылкой Малыгина из Ост-Индии.

Интересно, что в Индонезии многие считают Малыгина индонезийцем. Его фамилия созвучна местным именам. Ученый Малыгин превратился в раджу Маланга, и теперь попробуй убедить индонезийцев, что город Маланг на Яве назван вовсе не его именем.

— Как не его именем? — удивляются яванцы. — Разве был другой такой легендарный Маланг?

В Богорский ботанический сад я входил в трепетном волнении. Как гигантский зеленый

грот, поднимались своды кана-риевой аллеи — аллеи Маклая. Он посади^ ее своими руками. Я гладил шершавую кору стволов и слушал научного сотрудника сада доктора Сурото.

— Что вы хотели бы увидеть?

— Все, что можно, и Русскую аллею, конечно.

— А, рябины!

Мы шли узкой прямой дорожкой, растянувшейся метров на восемьсот. По обе стороны на огромной площади росли только пальмы. Это был знаменитый богорский пальметум.

Вот саговая пальма, из ствола которой добывают крахмал, а рядом сахарные пальмы, масличные, финиковые...

За ними началась плантация гигантских фикусов и пандануса — дерева, которое стоит как на подпорках. Воздушные корни, отрастая от ствола, тянутся к земле под углом в 30— 40 градусов. Толщина их иногда в две руки и везде одинакова, как будто дерево подперли бамбуковыми палками.

Все кругом диковинное и все прекрасное- На плантации кактусов пунцовая алость цветов, яркая до ряби в глазах. Цветы словно вырезаны из драгоценных рубинов. А сами кактусы

достигают высоты пятиэтажного дома.

— А это, — сказал доктор Сурото,— Русская аллея!

Будь я здесь один, мне бы и в голову не пришло, что передо мной рябины. Их зачем-то подстригают, и кроны стали круглыми, как шары. Кисти дозревающих ягод такие же, как у нас, огненно-красные, но немного крупнее и форма кисти выпуклая. Издали кажется, что на дереве растут помидоры. По словам доктора Сурото, самое удивительное, что эти рябины не разучились в Индонезии чувствовать времена года в России: в ноябре сбрасывают листья, а в мае цветут.

— О, это надо видеть! — воскликнул переводчик. — Когда рябина цветет, на ней еще висят ягоды.

Рябины, милые рябины... И в другом краю света, под другим небом, в другом наряде вы остались русскими и помните о своей Родине.

Я сорвал рябиновую кисть и ощутил во рту знакомый с детства привкус.

Доктор Сурото и переводчик испугались.

— Это несъедобно, бросьте, вы отравитесь!

Они даже не представляли, какие это вкусные ягоды.