Костёр 1976-07, страница 9

«Спокойно, Длинный, спокойно, — успокаивал себя Длинный. — При чем здесь Кожаный? Надо понаблюдать».

Успокоившись, гражданин Никифоров решил оформить кое-какие мысли словами.

— Вы что тут делаете? — спросил он.

— А вы?

— И дед и отец мой были хлеборобами, — пояснил гражданин Никифоров. — А я грабли строю... для нужд сельского хозяйства.

— А мы так... — сказал Длинный. — Тоже для нужд... интересуемся...

— Не мною ли? — намекнул гражданин.

— Да нет, мы для нужд... насчет парикмахерской...

— Насчет парикмахерской ничем помочь не могу. Вам следует обратиться к Кожаному,— твердо сказал гражданин Никифоров. — А моя специальность — грабли.

— Гражданочка, гражданочка! — закричал он, отворотясь от Длинного. — Купите грабельки! Сами согребают, сами разгребают. Преполезный прибор!

— А как бы нам найти Кожаного? — спросил Длинный.

— Да вон он стоит, — сказал Никифоров, отмахиваясь. — Вон он стоит, Кожаный. В кожаном пальто.

КОЖАНЫЙ

Человек, на которого указывал Никифоров, стоял к нам спиной. В этой слегка сутулой, длинной и узкой спине чудилось что-то парикмахерское.

Над кожаными острыми плечами виднелась черная кожаная кепка, а снизу из-под пальто торчали блестящие хромовые брюки и ботинки, тоже, конечно, кожаные.

Длинный подошел к кожаной спине и, робея, кашлянул.

Спина хрустнула — человек обернулся. К моему изумлению, он и спереди был затянут в кожу. Из распахнутого пальто виднелся замшевый жилет, перепоясанный сыромятным ремешком, а из-под жилета виднелась кожаная майка.

— В чем дело? — спросил Кожаный. Голос его был скрипуч и хрустящ.

— Мы насчет парикмахерской, — начал Длинный и растерялся. — Не стригли ли вы... Мы из Москвы...

Длинный махнул рукой, хотел пояснить, но не смог. В Карманове он чувствовал себя неуютно. В Москве-то, да еще в Зонтичном, он бы сразу взял парикмахера за кожаные бока, а тут совсем потерял лицо и мямлил:

— Не приносили ли вам стричь... бывает, что приносят... не стригли ли вы из Москвы...

— О какой стрижке идет речь? — надменно сказал Кожаный и вынул из кармана руку в лайковой перчатке. В руке он держал небольшой портсигар, сделанный из крокодиловой кожи.

— Нам сказали, что вы обстригаете... — неуверенно пояснил Длинный.

— Я — обстригаю?! Кто сказал? Что за чушь?!

— Вон тот, с граблями.

— Да это — сумасшедший. Болтает, что дед и отец его были хлеборобами — вранье. Я ему устрою стрижку! Все грабли обломаю! Я и ножниц-то сроду в руках не держал. Вот алмаз — пожалуйста. Режет любое стекло в какую хочешь сторону.

Он порылся в кармане и вытащил небольшой предмет, похожий то ли на молоточек, то ли на гриб-опенок с железной головой и деревянной ножкой.

— Почем? — громко сказал кто-то за моей спиной.

Я оглянулся. За нами стоял Веснушчатый нос, тот самый, что приставал с вопросами к усатому человеку в шляпе.

— Почем? — спрашивал он, наваливаясь мне на плечи и разглядывая алмаз.

— Червонец.

— Даю пятерку, — сказал Веснушчатый нос таким тоном, будто делал продавцу одолжение.

— Пятерку за алмаз, который режет в любую сторону!

— Пятерка — тоже деньги, — веско сказал Веснушчатый. — Ну ладно, накину трешку.

— Накинь еще два рубля.

— Да скинь хоть рублишко.

— Нужен алмаз — бери, не нужен—вали,— сказал Кожаный, покачал алмазом и сунул Веснушчатому под нос. Тот наклонился, оценивая алмаз глазом, и почему-то понюхал его.

— Ладно, — согласился он. — На деньги — давай алмаз.

— То-то, — говорил Кожаный, пересчитывая деньги, — три, четыре, семь, восемь... а где еще рубль?

— Может, скинешь все-таки, — предложил Веснушчатый, укладывая алмаз во внутренний карман.

— Я те скину! — рассвирепел Кожаный, хватая покупателя за рукав и норовя добраться до внутреннего кармана. — Ребята, держи его!

Длинный подскочил к покупателю справа, нажал в бок:

— Слышь, парень, не шути!

— Ладно, ладно, успокойся, — сказал Веснушчатый, отталкивая Длинного.

Он вынул из кармана деньги, отдал продавцу и исчез в толпе. Кожаный запахнул пальто и, даже не кивнув нам на прощанье, пошел в другую сторону.

Длинный потерянно смотрел ему вслед. Да, в Карманове Длинный был не в своей тарелке. Его тарелкой был Зонтичный, а здесь все было по-другому, даже воздух был здесь особый, кармановский, пропахший пивом и подсолнечными семечками.

— Я, кажется, не то говорил, — сказал Длинный. — Надо было спросить про монахов.

— Еще бы, — подтвердил я.

7