Костёр 1976-07, страница 8чем на Птичьем. Но мы уж и не видели-особой разницы. Весь мир превратился в огромный рынок, и мы не понимали, что мы сами такое— продавцы, покупатели или просто семечки. — Семечки! Семечки! — Жарены! Калены! Подсушены! Наконец мы попали в струю, которая принесла нас в самый угол рынка, под башню. Здесь пели петухи, глядели из кошелок гуси, мычали бычки. Прямо на земле лежали индюки, связанные, как пленные туземцы. Они раздраженно трясли сизыми бородами. — Где индюки — тут и голуби, — оживился Длинный. Но голубей нигде не было видно. Какой-то парень лет десяти принес продать кошку. Кошка была пятнистая, будто корова. — Почем? — спросил Длинный. — Три рубля... а вправду купишь, за рубль отдам. — Чего ты ее продаешь-то? — Царапается, дьявол. Кошка сидела за пазухой спокойно, прикрыв хитрые кармановские глаза, и при народе царапаться не решалась. — Слушай, — сказал Длинный, чуть понизив голос. — Кожаного знаешь, который голубей стрижет? — Голубей? На кой же их стричь? — Да ты сам-то кармановский? Не слыхал, что у вас голубей обстригают? — Не слыхал. — Ну, с такими знаниями тебе кошку сроду не продать, — сказал Длинный, и мы стали проталкиваться к другой башне, у которой прямо на крыше росла береза. Здесь под монастырской стенкой на клеенках, на тряпках, просто на земле грудами лежали дверные ручки, скобы, подсвечники, шпингалеты, рубанки, напильники. Сидя на корточках, покупатели рылись в железном хламе, а продавцы стояли поодаль. Чуть не у каждого продавца на груди висело ржавое ожерелье, составленное из английских, амбарных, секретных, сервантных, бородатых, безбородых, а то и трехбородых ключей. Это были ключи от всех замков, какие родились на белом свете. На ключи было много покупателей, их брали десятками. Здесь же стоял человек, который продавал ошейники. На каждую его руку, от запястья до плеча были нанизаны самые разные ошейники — мягкие кожаные, строгие железные, фигурные, составленные из латунных колец, на которые можно навешивать собачьи медали. — На любую шею, — предлагал продавец. Для приманки покупателей он надел себе на шею лучший, мельхиоровый, ошейник, на котором было выгравировано: ЧЕМПИОН ПОРОДЫ — А вот — грабли! — сказал кто-то позади нас. Я оглянулся и вздрогнул. Перед нами стоял гражданин Никифоров, а вокруг него, как будто из-под земли, вырастал целый лес граблей. Гражданин Никифоров стукнул об землю граблями и сказал мне прямо в глаза: — И дед и отец мой были хлеборобами! Понял? ЧТЕНИЕ МЫСЛЕЙ НА НЕБОЛЬШОМ РАССТОЯНИИ Понять это было невозможно. Казалось невероятным: откуда взялся гражданин Никифоров на Кармановском рынке? Как, где, когда вчерашние его грабли успели размножиться?! Длинный поголубел от изумления. В голове его, как змеи, зашевелились подозрительные мысли. Как же так, вчера бродил по нашему переулку, а сегодня вдруг в Карманове. Получается какая-то странная связь. И гражданина Никифорова такая связь, как видно, изумила. Вчера еще он видел нас в переулке, а сегодня вдруг — в Карманове. Длинный и гражданин застыли, глядя друг другу в глаза. Вдруг над головой моей пронесся тревожный шквал, шевельнул волосы и обрушился на гражданина Никифорова. Этот шквал был не что иное, как мысли Длинного. «Что такое? Что такое? Как же так — вчера — в переулке, а сегодня — в Карманове»,— стремительно мыслил Длинный. Шквал был отброшен встречным ураганом. «Как же так! — думал Никифоров. — Вчера — в переулке, а сегодня — в Карманове!» И тут над головой моей со свистом полетели самые разные мысли — мысли Длинного и гражданина Никифорова. Они скрещивались, как шпаги. «Вчера...» — думал Длинный. «...в переулке» — парировал Никифоров. «А сегодня...» — думал Длинный. «В Карманове!» — мысленно кричал Никифоров. «Грабли! Грабли! При чем здесь грабли?» Несколько секунд мысли Длинного топтались на граблях, но вдруг напали на новую жилу: «Грабли — для отвода глаз! Он связан с Кожаным!» «Слежка!» — в ту же секунду мелькнуло в голове гражданина Никифорова. Несколько мгновений мысли Длинного и гражданина бушевали вовсю. Они вливались в мою голову, как мутные потоки в озеро. «Грабли!» — гремело с одной стороны. «Слежка!» — бурлило с другой. Голова моя трещала от напора чужих мыслей. Но вот мне немного полегчало — думы противников поуспокоились. «Ерунда, — подумал наконец Никифоров. — Откуда они знают? Я — чист, как голубь». 6 |