Костёр 1976-08, страница 13

Сережа молча таращил на нее изумленные глаза.

— Какая ты... — наконец выговорил он. — Сегодня праздник, да?

Мать нагнулась к нему, от нее пахло духами, порывисто прижала к груди и поцеловала. И хотя губы ее улыбались, в глазах притаилась тревога. Сережа совсем близко видел эти большие синие родные глаза, которые, казалось, о чем-то его спрашивали, умоляли...

— Он ведь хороший, Серенький? Верно? Очень хороший и добрый?

Сережа хотел сказать, чтобы она его не называла Серенький, но мать, отпустив его, бросилась к своему месту, где она обычно встречала поезда. И Сережа заметил, что в руках ее не было флажка. Подумав, что мать забыла его, он бросился в будку, а когда выбежал к поезду, тот вопреки всем правилам замедлил ход у разъезда, и с подножки зеленого вагона спрыгнул к ним высокий человек в новеньком костюме, белой рубашке с галстуком, в руках у него чемодан. Немного пробежав по инерции, он остановился, помахал рукой машинисту, кочегару и помощнику, высунувшимся в окно и стоявшим на подножке паровоза. Улыбаясь и что-то крича, они тоже махали руками.

Когда прогрохотал мимо последний вагон,

Парамонов поставил чемодан на бровку и повернулся к ним.

— Здравствуй, тезка! — почему-то поздоровался он сначала с Сережей. И тот снова, как и у матери, почувствовал в его глазах немой вопрос. Парамонов смотрел на него и чего-то ждал. И понимая, что сейчас происходит что-то очень важное в их жизни, Сережа, волоча за собой на бечевке самосвал, подошел к машинисту и протянул руку.

— Ты к нам в гости, Парамонов? — спросил он. — Или... или насовсем?

— Если не прогонишь... — сказал машинист, и лицо его было серьезным.

Два самых близких взрослых человека смотрели на него и молчали. А мальчик не понимал, что такое происходит с ним: ему хотелось и плакать и смеяться... Он потянул за веревку оранжевый самосвал, тот споткнулся и снова захромал. Маленькое блестящее колесо откатилось в сторону и зарылось в пожухлую траву.

— Ну вот, — огорченно сказал Сережа,— Опять отлетело!

Парамонов присел на корточки, взял игрушку, повертел в руках.

— Тащи инструмент, — улыбнулся он. — Мы живо эту штуку поставим на ноги!