Костёр 1976-08, страница 9

В пакете был оловянный игрушечный пугач, кулек шоколадных конфет и шелковый цветной платок. Повертев его в руках, Сережа протянул матери: «Это тебе, мам!» Проводив пассажирский, мать вернулась в будку и примерила платок перед зеркалом. Обычно хмурое лицо ее тронула улыбка, и мать сразу помолодела, стала красивой. В ярких синих глазах появился блеск. «Вот еще, — глядя на себя в зеркало, сказала она,—чего это он выдумал?..»

Через день мать вышла встречать пассажирский — путь уже отремонтировали, и дорожники передвинулись дальше — в новом нарядном платье, которое лишь в город надевала, и подаренный платок был наброшен на плечи. Еще издалека увидев ее и Сережу, Парамонов вдруг застеснялся, зачем-то снял свою красивую фуражку, и шальной ветер растрепал, взъерошил его темно-русые волосы. В окно высунулась еще чья-то чумазая улыбающаяся физиономия, но машинист шевельнул плечом, и физиономия исчезла. Парамонов хотел что-то сказать, даже рот раскрыл, но тут кто-то из его бригады дернул за рычаг и раздался густой паровозный гудок. У Сережи даже уши заложило. Прошумел мимо паровоз, и теперь только зеленые вагоны мельтешили перед глазами. На боках их фарфорово посверкивали длинные узкие таблички с выпуклыми черными буквами.

С того раза Парамонов частенько сбрасывал на ходу подарки Сереже. Он бы и матери что-нибудь дарил, но она однажды перед приходом пассажирского притащила ведерко с разведенным мелом и, макая длинную кисть в густую жижу, написала большими буквами на дощатом сарае: «Не надо!». Прочитав эту надпись, Парамонов развел руками, дескать, ничего не поделаешь, и невесело улыбнулся Сереже. Надпись с неделю белела на сарае, потом дождь смыл ее. И на следующий же день Парамонов сбросил Сереже красивый оранжевый самосвал. Коробка неудачно стукнулась о шпалу, раскрылась, и игрушка отлетела к забору. Самосвал охромел на одно колесо и не заводился, но Сережа все равно был рад подарку и с тех пор не расставался с игрушкой. Машина и на трех колесах прекрасно ездила по ровной тропинке.

А потом Парамонов куда-то пропал. Сережа не поверил своим глазам: из будки машиниста выглядывал пожилой небритый мужчина. Равнодушно взглянув на них, он отвернулся и стал смотреть прямо перед собой, как и положено машинисту.

— А где Парамонов? — спросил Сережа мать. Он очень расстроился, большие и синие, как у матери, глаза его моргали.

— Кто ж его знает. Может, в отпуске или перевели на другую ветку.

— Он больше не будет тут ездить? — тоненьким голосом спросил Сережа. Когда он сильно волновался, голос его почему-то становился совсем девчоночьим.