Костёр 1976-10, страница 6

Так вот, «Люрик» был размером со средний грузовик. Однако у него было все, что положено иметь судну: рубка, машинное отделение, кубрик, палуба и так далее. Была и труба. Из трубы шел дым, поскольку в кубрике топилась печка, на которой грелся чайник. Моторист Николай Павлович осматривал машинное отделение.

Вдруг с пригорка побежало-покатилось-запрыгало сразу много ребят, человек тридцать. И все — на «Люрик».

— А дети-то зачем? — спросили мы у Николая Павловича.

— Как же, главные сборщики пуха. А ну-ка, дети, рассаживайтесь по обоим бортам, а то, видите, судно накренилось.

Позже всех с пригорка скатился ученик четвертого класса Ивашов Игорь. Он скатился с пригорка с диким ревом.

— Возьмите!.. — ревел он и размазывал горючую слезу по щекам и подбородку.

— Мал еще! — отвечал командир десанта Миша Дорофеев.

— Да, мал... — всхлипывал Игорь. — Гага когда своих птенцов в море выводит... На второй день... А мне уже десять лет, это что, мало?..

Ну, короче говоря, после небольшой перебранки его взяли. Когда на борт взошел капитан Василий Дмитриевич Виноградов, команда была укомплектована.

Работники управления пожелали нам «ни пуха ни пера», и мы отчалили.

ДЕСАНТ НА ОСТРОВ

Мы высадились на каменистом, покрытом невысоким лесом острове Овечьем. Потревоженные крачки, кулики-сороки

и чайки, разноголосо крича, носились над нашими головами.

Сотрудница заповедника Анна Лаврентьевна выстраивала нас в цепь.

— Ребята!—говорила она.— Вот так и пойдете, цепью. Нам нужно «прочесать» остров, не пропустив ни одного гнезда. Потому что наша задача не только собрать пух из гнезд, но и сосчитать, сколько их на острове — это очень важно для науки. Как только увидите гнездо, сразу говорите учетчику. Скорлупу яичную увидите, тоже говорите. Но если заметите гагу на гнезде — обойдите стороной, не тревожьте.

И мы, пригибая головы, полезли под кусты и деревья. Но уже через пять минут на острове поднялся ужасный крик. Оказалось, что все друг друга потеряли. Пришлось снова собираться и выстраиваться в цепь...

Ничего, освоили. Вскоре со всех концов только и слышалось: гнездо! разбитая скорлупа! гнездо!

Я тоже нашел несколько пустых гнезд. Они лежали, казалось бы, в самых неудобных местах, между большими камнями, под еловыми лапами, и были похожи на большие перевернутые .шапки. Дно гнезда выстилала мягкая дымчатая подкладка. Это был пух, перемешанный с травой, сучками, хвоей, сухими ягодами. Гага, прежде чем положить сюда яйца, выщипывала его клювом из своей грудки. Теперь здесь лежала острорасколотая с рваной сухой пленкой бледно-зе-леная скорлупа.

Я оглянулся и подумал: как же они отсюда выходили? Ведь на пути к морю было метров двести буреломного леса. А потом еще Столько же каменисто

го берега. Добрались ли до моря тонконогие, едва обсохнувшие пуховички?

...Потом мы прошли остров Еловый, потом Березовый. Над нашим «Люриком» реяли чистики и тупики. Иногда в низком тяжелом полете, почти касаясь воды, пролетали беспечные гагуны. А на волнах, то скрываясь из виду, то возникая на гребне, качались исполненные достоинства гаги. В одиночку, что ли, они? А где же потомство? Да вот же они, в кильватере, серые шарики, прямо как дробь, сразу и не увидишь. Ныряют, гоняются за какой-то мелочью, потом догоняют маму. Ничего, месяца через три вырастут во взрослых птиц, взлетят, как говорят, подымутся на крыло.

Наш десант обнаружил на трех островах двести покинутых гнезд. В прошлом году их было только сто сорок. Значит, гаге тут нравится.

ПУХ

А где же гагачий пух? Вот он! На борту «Люрика» идет сдача добытого сырца. Из полиэтиленовых мешочков его пересыпают в бумажный куль. Он, когда наполнился, стал высотой, пожалуй, с Игоря Ивашова. Если так дело пойдет, то пуха порядочно соберется— впереди ведь еще десять дней, десятки островов.

А пока складывали — картошка поспела. Расстелили на палубе газеты — ковер не ко-, вер, стол не стол, одним словом, скатерть-самобранка. Сам клади, сам бери. Едят, кричат, веселятся. А чего же, работа сделана — имеют право.

Будет теперь самая теплая одежда для полярников, альпинистов и геологов.