Костёр 1976-10, страница 8

только у торсапля натянуты не железные струны, а жилы.

Тапса-нэ снял гитару — медвежьим рыком отозвалась струна, коснулся другой струны — будто льдинки звякнули на Оби. Хорошо поет гитара, дольше, чем дедушкин торсапль. Тапса-нэ снова коснулся самой тонкой струны. Но она вдруг отозвалась таким страшным громом, так загудела, что гитара скользнула из рук, а бабушка повалилась на пол.

— Духи неба! Что случилось с тундрой?— испугалась бабушка, а Тапса-нэ уже зайдем выпрыгнул на улицу...

С огромной вышки фонтаном вырывалось пламя, страшное огненное пламя.

— Бабушка^ бабушка! — закричал Тапса-нэ. Но даже не услышал своего голоса.

Бабушка стояла рядом, позабыв прикусить зубами платок, чтобы случайно не показать постороннему лицо. Ветром сорвало его с головы, и бабушка растерянно моргала. Пламя злобно рвало пургу, длинными языками стирало сугробы.

— Газ, да это же, бабушка, газ! — в самое ухо прокричал Тапса-нэ.

Сколько раз дедушка спорил с Федором-геологом: «Какой газ, какая нефть? Зачем черную воду под землей искать, когда с неба белой воды много падает?» — «А мы согреем тундру, уберем ваши железные печки из чумов», — спокойно отвечал Федор.

— Смотри, бабушка, к нам едут, — показал Тапса-нэ на приближающийся вездеход.

Вездеход волчком крутанулся и остановился...

Люди осторожно втащили большой белый сверток и уложили его на сдвинутые два стола. Тапса-нэ понял, что случилась беда. Под окровавленной простыней лежал человек, с него даже не были сняты унты. «Большие рыжие унты! — Тапса-нэ прижался к бабушке. — Это же Федор...»

Поземка испуганно билась в окно, сыпала снежной крупой. Доктор свел на переносице брови так, что побелел лоб.

— Срочно нужна кровь. Большая потеря крови. Через час-два будет поздно.

— Товарищ доктор, — взмолился водитель, острый кадык заходил у него на тонкой шее.— У меня же первая группа... Я знаю, что первая... почему нельзя первую?

— Я сказал, нужна одногруппная кровь, той же группы, какая и у больного. — Врач вскочил со стула, заходил по комнате, нервно похлопывая за спиной руками. — Срочно нужен донор... хотя бы двести граммов крови для частичной мобилизации сил больного... — Он скосил глаза на окно, за которым в шаманских изгибах извивалась пурга. — Когда еще из Салехарда прилетит вертолет...

— Доктор, — соскочил с кровати Тапса-нэ. — Доктор, к оленеводам надо ехать... тут недалеко.

Врач мягко положил руку на стриженую голову Тапса-нэ.

— На чем в такую пургу? Да и нет в тундре доноров, обычай не позволяет...

— На оленях ехать, к дедушке... почему не позволяет, если геолога Федора надо спасать? — Тапса-нэ одним махом накинул на себя малицу...

Как пожалел сейчас врач, что за много лет так и не научился управлять оленями. И двоим ехать нельзя — олени слабые, рыхлый наст не выдержит. И запретить он не мог — минуты жизни больного были сочтены.

Тапса-нэ уже ловко поправлял упряжку.

От опытного глаза бабушки ничего не ускользнуло. Внук правильно поправил постромки — вожаку пропустил с правой стороны, крайнему — наоборот. Покрепче до локтя намотал вожжу, в левую руку взял красный хорей — длинную жердь, без нее олень не понимает, что надо бежать вперед.

— Эге-гей! — совсем как взрослый пастух закричал Тапса-нэ, и нарты скрылись в колючей пелене.

«Тапса-нэ знает тундру. Тапса-нэ любит тундру. Спешите, олешки, авка — домашний олень, спеши, — из моих ладоней ты ел хлеб. Поможем геологу Федору. Недалеко нам ехать, скоро лес, речку проедем, потом озеро будет, снегу там поменьше — легче бежать, а с озера и чум увидим...» Так и слагается песня.

Один олень стал вдруг тыкаться из стороны в сторону, два других тянут его и нарту. Соскочил Тапса-нэ, пощупал за ухом — совсем не осталось жира, значит, ослаб олень, сейчас ляжет. Острым ножом мальчик перерезал постромки — олень отдохнет и сам придет в стадо.

Тапса-нэ легкий, олени проваливаются, а нарты только оставляют на снегу два чуть заметных усика. Прыгают нарты через бугры, но крепко сидит на них Тапса-нэ. «Бегите, олешки, спасти надо геолога...»

Вышку строили, когда Тапса-нэ пошел в школу. Сколько над ним смеялись, пока научился русскому языку! У хантов и ненцев почти нет звонких согласных. «Дзе-ень!» — растягивал по слогам Федор, ему было смешно, как Тапса-нэ послушно повторял: «Тсень!» А весной, когда заплакали сосульки, геолог взял железный таз и подозвал Тапса-нэ. Холодная прозрачная капля со звоном падала. «Дзе-ень!» — упорно добивался Федор.

— Дзе-ень! — неожиданно для себя сказал Тапса-нэ.

Задумался Тапса-нэ, не заметил узкую горловину речушки. Нарты подпрыгнули, хорей застрял между двумя деревьями и хрустнул, как спичка. Барахтаясь в сугробе, понял Тапса-нэ, что без хорея никуда не уехать на оленях, в отчаянии упал лицом в снег. Ему показалось, что лежит он долго, что никто уже не

6