Костёр 1976-10, страница 9

поможет Федору, а в ушах звенит песня геолога:

...Вьюга бродит в ночи, Иглы снега в глазах. Нарты снова в пути. На оленьих рогах В бездну падаю я...

Вскочил Тапса-нэ, дергает вожжой, но беспонятные олени кружат вокруг нарты. Он и сам не знает, почему так сделал: развязал галстук и стал им размахивать над головой. Олени испуганно вздрогнули, озираясь на красный цвет — струнами натянули постромки, снегом из-под копыт забросали нарты.

Очень не понравилось дядям, не по обычаю поступил Тапса-нэ. Приехал в чум — чаю надо попить, подождать, когда старшие спросят, и тогда разговор начинать. А Тапса-нэ даже поздороваться позабыл.

— Испуганный заяц первым в петле оказывается. Почему так дрожишь? — спросил дедушка.

— Видно, страх вперед ума родился, — сказал дядя.

И началось:

— Рыба молчит, да жир потихонечку копит, для пустых слов рот не освобождает.

— У сороки много трескотни, да только все объедки подбирает.

Так поучали и шутили дяди. А когда узнали, что с геологом Федором плохо, совсем перестали понимать Тапса-нэ. Няр-нех, сырой крови надо? Да они для геолога сейчас зарежут самого лучшего оленя. Но зачем для геолога человеческая кровь? Такого они еще никогда не слыхали. Путает что-то мальчишка, может, от учебы с головой нехорошо стало?.. Не верят дяди его словам, а слез и совсем не любят.

— Меня в пионеры приняли, — подошел Тапса-нэ к дедушке. —-Это галстук, его дают в тот день, когда родился Ленин... Галстук за правду дают...

— За правду дают, хорошо, — согласился дедушка, поглаживая на коленях красный шелк. Дедушка сидел неподвижно, прикрыв ноги белой шкуркой олененка. Он уже с трудом вставал, глаза его слезились. Много лет прошло с той весны, когда помогал он отбирать у шаманов и кулаков оленей для колхозного стада. Не боялся он острого ножа или броска аркана в свинцовых сумерках. Дедушка тоже выполнял наказы Ильича.

— Однако мало научиться разводить костер только под своим котлом, когда другому плохо... Тапса-нэ большой разговор ведет, — строго сказал дедушка, пока дяди продолжали весело шутить.

Притихли враз дяди, отодвинулись от низкого столика, подвернули под себя ноги, внимательно слушают.

— Нужен такой человек, кровь у которого родной Федору придется, — говорит Тапса-нэ. —- Всех оленеводов надо собрать...

Через минуту оленеводы откинули полог чума и уже на ходу застегивали широкие черные

ремни с медными украшениями и клыками зверей.

И вот уже только по снежному облачку угадываются нарты, четыре из них помчались прямо к избушке, а пятый пастух направил своих оленей в соседнее стадо. На хорее у него трепещет красный галстук.

Волк жадный, но его можно выследить, а росомаха хитрая. Целыми днями скрывается на деревьях. Прыгнет на оленя, горло порвет и опять выжидает на дереве, а следов нет. Тапса-нэ один кружит вокруг стада, охраняет оленей. Его не пугает тундра, но тревожно на душе. Поземка улеглась. Уже первые звезды спокойно смотрят на молочный снег своими длинными ресницами. Зазвенел колокольчик — это возвращается пастух сменить Тап-са-нэ. И Тапса-нэ сразу погнал свою упряжку к избушке...

Много оленеводов собралось, и геологи здесь. Дяди задрали головы и смотрят, как вертолет дробно ввинчивается в посвежевшее голубизной небо. Опоздал!..

Старший дядя стоял в рубахе с оголенной до локтя рукой. Он торжественно потряс ею перед Тапса-нэ:

— Самую крупную кровь у меня нашли, — он всем уже это объяснил.

— Не крупную, а одногруппную, — поправил дядю Тапса-нэ.

— Все равно моя главней оказалась, геологу помогла...

Только сейчас Тапса-нэ захотел узнать, что же случилось на вышке с Федором, но дяди были заняты вертолетом. «Вышка, она, однако, железная, железо может сильно стукнуть», — отмахнулись они от племянника. Тапса-нэ стало обидно. Ему стало еще обидней, когда узнал, что дяди засунули его галстук в вертолет.

— Как же я вернусь в школу без галстука? — испугался он.

Но тут вертолет завис над избушкой, и все увидели, как затрепыхался красный лоскуток с подвязанным на конце грузиком. Он упал прямо к ногам Тапса-нэ. Это был галстук, и привязан был к нему листочек бумаги. Кто-то размашисто написал: «Спасибо тебе, пионер!»

«Значит, и я ему тоже немножко помог!» — и счастливый Тапса-нэ долго махал галстуком, пока улетающий вертолет не превратился в маленькую стрекозу.