Костёр 1976-10, страница 39

Я рассматриваю ее. Она наклонно убегает от моего глаза, все выше и выше... Наверху я вижу синий узор. Это на связанные черные жерди наброшен лоскуток синего неба. Где я? Я в чуме.

Рядом со мной кто-то похрапывает... А, это Ай-Теранти. Головы наши лежат на одной белой парке¹.

У ног моих высится что-то темное, горбатое. Я вглядываюсь в серый сумрак и смутно вспоминаю щедрый огонь железной печки. Но ногам тепло, их греет, свернувшись в калачик, Питюх — собака моей тети.

Сквозь связанные жерди чума смотрят на меня бледные звездочки.

«Зиуз, зиуз, зиуз!» — звенит в ушах, звенит на улице. Что это такое? Это звенят не звезды — звезды весною тихие. Это звенит не луна — она сейчас мягкая. Это звенит морозный, весенний снег: олени, наверно, подошли к чуму, и снег поет под их копытами. Неужели я забыл эту песню?

Легкий озноб прошел по спине, побежал к ногам, потом вернулся и остановился где-то около сердца. Я натянул на голову шубу, стараясь надышать теплого воздуха. В это время Питюх отодвинулся от моих ног — и стало еще холоднее. Шуба была теплой. Но она не прилегала плотно к спине. Из-под еловых веток, под которыми царствовал снег, ползли струи холода. Невидимые, они подбирались ко мне со всех сторон... Я приподнял голову. Стало светлее. Вон я уже вижу расшитую орнаментом шубу сестры Ай-Теранти. Под нею, наверно, укрылось все ее семейство. Где-то среди шкур в берестяной люльке спит и их малыш...

Все спят спокойно: и дети, и взрослые. Даже не шелохнутся, как листья, когда нет ветра.

Головы людей лежат словно по окружности. А сами они — будто радиусы, тянущиеся от окружности к центру. У всех ноги сходятся у печки, у центра. Удивительно, ни один не лег головой к печи. Даже я и то почему-то лег, как все. Странная геометричность спящего чума немного отвлекла меня, и я забыл про холод. Вот передо мной люди, которые, наверняка, каждое утро испытывают эти ощущения и не замечают их. И не философствуют. А я почему-то философствую и вспоминаю об удобствах своей городской квартиры.

Неужели я уже не таежник?

Слышу, и Ай-Теранти о чем-то вздыхает. Неужели и он о том же?! Между тем кое-кто уже встал. А тетя Акулина уже копошится у печки. Вот она берет сухие, приготовленные с вечера лучины. Чирк спичкой — мгновение, — и уже трещит железная печь, и уже струится мягкое, нежное тепло, без которого чум будто холодное подземное царство.

На столе железная зеленая чашка. В ней хлеб, сухарики, печенье. Но не это главное ла-комство. Скоро на столике появляется мерз-

¹ Меховая одежда.

лая оленья печень. Брат Ай-Теранти подсаживается к столику, скрестив под собою ноги. В руках у него сверкает лезвие ножа. И на чистую деревянную доску ложится тоненькими стружками мерзлая-премерзлая вкусйая-превкусная печень оленя.

Темно-красные стружки печени тают на языке. Кажется, просыпается в теле каждая жилка — так вкусно! И всякие мысли, и летающие на легких крыльях, и бредущие тяжелыми шагами, исчезают, как тени.

Потом долго тянули чай из блюдец, круглых, как луна.

А огонь в печи трещал и говорил все задорнее и веселее. И люди вокруг огня говорили о сегодняшнем дне, о завтрашнем, и, конечно, об оленях. О чем же говорить оленеводу? Только Ай-Теранти молчал, о чем-то глубоко задумавшись.

Урал, тайга, оленевод, рыбак... Раньше таежнику, конечно же, не приходилось ломать голову о выборе профессии... Еще в звонком детстве тайга манила его в свою таинственную лесную чащу.

Если не удачна охотничья тропа — можно испытать себя на рыбном промысле. Река такая же кормилица, как и тайга. И большую рыбу не всякий поймает. Но мечтать о ней может каждый. Потому что рыба плавает в речке, которая рядом.

А если не хочешь стать охотником и рыбаком — можно завести оленей.

Вот и все профессии. Больше профессий в тайге не было. А нынче?.. Нынче совсем другое дело. Начнешь выбирать — голова может закружиться. Впрочем, у Ай-Теранти она не закружилась.

Колхозники попросили его стать заведующим колхозным клубом. Затем комсомольцы района избрали своим вожаком — секретарем райкома ВЛКСМ. Но самое примечательное: никуда не уезжая из родных мест, он заочно окончил институт и поступил учиться в аспирантуру. Теперь Ай-Теранти партийный работник Ханты-Мансийского окружного комитета партии. В первые же минуты нашей встречи я спросил, чему посвящена его научная диссертация. Ай-Теранти искренне удивился: «Как чему? Конечно же, вопросам оленеводства. Понимаешь, здесь столько нерешенных проблем и столько возможностей, что обо всем сразу не расскажешь. Речь идет не просто о технической оснащенности оленеводческих хозяйств мотонартами и портативными радиостанциями, а о качественном изменении организации труда и жизни оленеводов».

И тогда я подумал: ученый-оленевод — это новый человек тайги и тундры. И таким человеком стал Ай-Теранти. Харамзин Ай-Теранти. Человек из моей деревни, человек из моего детства.

Но почему родители прибавили к его имени частичку «ай»? «Ай» означает «маленький». Неужели они считали, что большой бывает только оленья дорога?

36