Костёр 1977-09, страница 44
ОНИ ПРИЕХАЛИ в Ленинград — сборная тяжелоатлетов США, но шум всемирной славы уже опередил их. Уже в газетах писалось, какие они удивительные люди — и Станчик, и Томми Коно, но в особенности Пауль Андерсон. В трех движениях Андерсон поднимал 500 килограммов! Люди гадали — появится ли в нашем столетии еще один такой феномен. И, потворствуя шумихе, которая была вокруг него, Андерсон охотно отвечал журналистам, сколько литров молока он выпивает за день, сколько съедает яиц, хлеба, мяса. Цифры поражали. Они были такими же феноменальными, как и само явление Пауля Андерсона на тяжелоатлетическом помосте. Года два спустя я прочитал в газетах, что этот неподражаемый спортсмен ушел в профессионалы — стал за деньги поднимать в цирке тяжелые сейфы. Немного удивился, почему сейфы, но потом понял — бизнес! И почему-то мне стало жаль этого человека. В ту пору я учился в университете. Как-то, проходя по коридору, остановился перед газетой. Внимание привлекла небольшая заметка с фотографией. В заметке было сказано, что слушатель третьего курса военной академии Юрий Власов в одном из движений тяжелоатлетического троеборья побил рекорд Андерсона. Я вгляделся в фотографию. Обыкновенное лицо, короткий ежик волос, очки. Очки вызывали недоверие. Очки и спорт? Подумалось: в очках многого в атлетике не до стигнешь. Но он достиг. Он побил все рекорды Пауля Андерсона, а потом стал бить свои собственные. Теперь за ним утвердилось звание самого сильного человека на земле, но по-прежнему он отличался скромностью, сдержанностью своих обещаний и прежним упорством. И в отличие от других чемпионов мира наш чемпион никогда не утаивал от других тайн своего мастерства. Его открытия принадлежали всем советским спортсменам, он был щедр своей честностью и умел заражать своей волей. Такие чемпионы не уходят, не оставив себе должную замену, и Юрий Власов оставил... Потом я узнал, что параллельно со спортивным Юрий Власов осваивал и литературное мастерство. И тогда я еще подумал, что рано или поздно писатель Юрий Власов напишет о мальчике, подростке, юноше, который станет чемпионом мира. Теперь я знаю, что писатель уже работает над такой книгой. Я думаю, что книга эта будет интересной, потому что в ней будет рассказано о том, как стать настоящим человеком. Сегодня «Костер» печатает рассказ Юрия Власова. С героем рассказа ничего не происходит. Но вглядитесь в тех, кто окружает суворовца Власова, и вы увидите, как гордится писатель своими наставниками. Я читаю рассказ и понимаю, почему рекорды Андерсона были побиты. Г. ЧЕРКАШИН ЛАСТОЧКА-КАСАТОЧКА Юрий ВЛАСОВ рассказ Рисунки Ю. Шабанова «Эх ты, ласточка-касаточка моя, быстрокрылая!..»— яростно подхватываем мы припев. Ухарски посвистывает Колька Парышев, по прозвищу Кашалот. Прохожие останавливаются. Из окон выглядывают люди. Встречные офицеры отдают честь знамени нашего училища. Мы маршируем в плотной сомкнутой колонне «по четыре». Размеренно ухают по мостовой наши кирзовые сапоги. Мы опьянены своим единством и силой. Нас в роте сто двадцать восемь пятнадцатилетних ребят. Не за горами выпуск. Мы все знаем друг о друге, привязаны друг к другу, нас не разнять. Мы выросли в голодные послевоенные годы на пайках черного хлеба — «черняшки», на скудных порциях гороховой болтанки и овсяной каши; нас строго муштровали офицеры, в большинстве своем искалеченные войной; нас с десяти лет обязали дневалить ночами, двигаться только строем, чтить субординацию и уставы, скрести полы и стрелять на лагерном полигоне по команде офицера: «Одним патроном лежа... заряжай!» Счастье сорок пятого года окатило и нас, мальчишек в форме суворовцев. Это счастье навсегда осталось в нас гордостью за Россию. Мы по-деТски наивно, но прочно усвоили: «Русские не сдаются! Ни шагу назад! Победа всегда будет за нами!..» «Эх ты, ласточка-касаточка моя, быстрокрылая!..» Наша мечта — золотые офицерские погоны. Быть только строевым офицером. Для нас эти погоны — символ мужества и благородства. Какие же у меня будут отутюженные синие галифе! Какой китель в талию без единой морщинки! Что за ладные хромовые сапоги! До ротных построений мы проверяем свою подтянутость поясными ремнями. Мы подгоняем ремень так, чтобы он плотно обхватывал голову, а потом застегиваем его на поясе. И ремень всегда оказывается впору. Мы влюблены в силу. Мы радуемся мускулам, ищем мускулы, презираем слабость. Мы год за годом мускулами выкраиваем стройность нашего шага, осанки, готовность к испытаниям. Мы чутки к каждому мгновению жизни. Жизнь так заманчива. Мы, хмелея, ждем ее. За стенами нашего училища жизнь. Огромная жизнь. Она ждет нас. Она не обманет... Мы маршируем тридцать километров из летнего лагеря на «зимние квартиры». У каждого— скатка, подсумок, саперная лопатка. Плечи оттягивают настоящие боевые карабины образца 1944 года. У помощников командиров взводов, таких же мальчишек, как и другие, на ремне стволом вниз автомат ППШ. Я прижимаю свой автомат локтем и потуже натягиваю ремень. Я горжусь автоматом, лелею его. Он уравнивает меня с мужчинами в военной форме. Мы не хуже своих отцов и дедов. Мы не посрамим оружия. Мы назначены к сурово-стям воинской службы. Наше призвание — не жалеть себя. Автомат будто влит в мою спину. Номер его знаю .наизусть: ЛЕ-518. Автомат ухожен. В его стволе нет и намека на какое-нибудь затемнение. «Раз-два!...» — выкрикивает гвардии старши 40 |
