Костёр 1977-09, страница 45
на Красавин, по прозвищу Кутек. Старшине около сорока лет. Каждую среду он моется с нами в бане. В ложбину на его жилистой веснушчатой спине можно поместить кулак. Это след осколка. Его искалечило во время второго штурма Севастополя в декабре 1941 года на станции Мекензиевы Горы. Но нас это уже не поражает. Мы привыкли. У сержанта Шершнева на правой стопе уродливый нарост. Стопу перебил минометный осколок. Шершнев был первым номером у станкового пулемета системы Горюнова. А с правой стороны от гвардии старшего лейтенанта Козлова можно безобразничать сколько угодно, потому что у Козлова нет правого глаза. И лицо в сизых глянцевых шрамах. Наш лейтенант горел в Т-34 под Кенигсбергом. У заместителя начальника училища по строевой части полковника Степанова грудь и спина изъедены осколками. Он воевал в морской пехоте и до сих пор под кителем носит тельняшку. Степанов подорвался на мине при форсировании Южного Буга весной 1944 года. Плот разнесло, погибли все, кроме Степанова, заброшенного взрывной волной на отмель. Полковник привязан к нам, мальчишкам, хотя на занятиях по строевой выматывает из нас душу. Я вспоминаю офицеров Скуратова, Пилюгина, Чибисова, Рогожина, Чураева... По медалям наших офицеров и сержантов можно изучать географию Европы. «Эх ты, ласточка-касаточка моя, быстрокрылая!..»— несется наша песня, и мы старательно вбиваем сапоги в булыжную мостовую. Дежурный офицер вышагивает сбоку и, больше для того, чтобы показать, кто здесь власть, покрикивает: «Левый фланг, подтянись!» «Тверже шаг! — подхватывает Кутек. — Слабосильные что ли?! Тверже шаг! Держать равнение!» Мы черны от загара, пыли, пота, зверски хотим пить, но мы солдаты!.. И мы лихо поем, с посвистом. Вот наша музыка — грохот строевых шагов и дробь барабана. Мы презираем серебряное шитье технических и интендантских служб. Только строевой офицер всегда на линии огня. И мы будем такими офицерами, а не «разными тыловыми штафирками». Кутек поджар, глазаст, быстр на ногу, выглажен и подтянут. Он забегает в голову колонны и кричит: «Что там на левом фланге? Почему растянулись кишкой? Шире шаг!» От натуги его лицо багровеет. Он отмашкой руки выдает ритм шага. Мы, рявкнув, подхватываем припев. В наших голосах уже мужская басовитость. Осатанело свистит Колька Парышев. Кутек горделиво озирается на штатских. По лицу дежурного офицера блуждает довольная улыбка. Мерно лязгают по булыжнику наши сапоги. Каждый для прочности подбит стальными подковками. Зимой в них беда: скользко. Мы жадно всматриваемся в улицы. Скоро белые стены 41 |
