Костёр 1977-01, страница 10

Что делать?

Он бросается к умывальнику, но ведро пустое. Неудача! Тетя Поля только что вылила воду...

А задвижка щелкает.

Голоса полицейских рядом. В коридоре. В горнице. Сейчас войдут...

Семашко хватает чашку с раствором бертолетовой соли и заливает клочки. Затем ныряет под одеяло.

— Где студент? — слышатся голоса полицейских. — Куда идти, бабка?

— Сюда, сюда... Вот только засвечу лампу... У меня спички...

Чиркает коробок, свет падает через щель в комнату Семашко.

— Больной он, совсем больной, — причитает тетя Поля. — Сейчас бредил...

— Встать, — кричит жандарм. — Одевайся!

Они перерывают постель, трясут книги, переворачивают все вещи в комнате. Тетя Поля прижимается к косяку, глядит испуганно на своего' квартиранта: «Ну, что такой может наделать? — не понимает она. — Совсем мальчик... Да он слова грубого не скажет, за все — спасибо, спасибо... Напутали что-то...»

— Разрешите пополоскать горло, — просит Семашко. — Тетя Поля, разведите остаток лекарства...

Жандармам не до него.

Семашко видит, как раствор бертолетовой соли размывает чернила.

«Хорошее лекарство, — думает Семашко.— Спасибо аптекарю. Я действительно не ожидал, что оно так пригодится...»

— Ничего нет, — говорит жандарм и подходит к умывальнику ополоснуть руки. Он успевает ударить по кранику и вдруг замечает клочки бумаги. Список!

Торопливо вытаскивает обрывки и пытается прочесть.

— Да... ду... де... — Буквы стерлись. Чернила расплылись от бертолетовой соли.

Второй подносит клочки к лампе.

— Ба... бу... бе... — шевелит губами.

Семашко улыбается, хотя едва стоит на

ногах.

— Ва... ву... ве... — вроде бы пытается прочесть он.

— Бунтовщик! — кричит маленький жандарм.—Что здесь написано?

Семашко разводит руками.

— Откуда мне знать, господин...

— Ничего, — грозится жандарм, — сейчас вспомнишь... Собирайся.

Семашко снимает тонкий холодный шарфик, обматывает шею, застегивает шинель.

— Куда же ты больной пойдешь? — горюет тетя Поля.

Жандарм оттесняет ее.

— В тюрьме вылечат, — говорит он зло. — В тюрьме таких хорошо лечат. От всех болезней.

Они выводят Семашко на улицу, где на этот раз его ожидает закрытая карета.

8

МОЛИТВА

Камера похожа на пенал: четыре шага до двери и два с половиной вдоль окна. Под потолком маленькое зарешеченное окошко с кусочком хмурого зимнего неба. Внутри — кровать, табуретка да полочка-столик, привинченная прямо к стенке, — вот и вся мебель.

Читать не дают. Только ходить и думать. Этого лишить невозможно.

Семашко ходит по камере с закрытыми глазами— это вроде игры. Нужно пройти тысячу шагов, не открывая глаз и не натыкаясь на табуретку. Если не очень спешить, то на тысячу шагов можно потратить уйму времени.

«Раз, два, три... — считает Семашко, останавливается у холодной стены и сворачивает направо, — пять, шесть...»

И снова направо.

Какое бессмысленное занятие ходьба! Петь не положено. Кричать — тем более. Даже говорить с собой нельзя, тут же заглянет надзиратель, призовет к порядку. Не послушаешься — холодный карцер. Хлеб и вода, вода и хлеб — вся пища.

— Молчать! Тихо!

— Ишь, развеселился!

Семашко подошел к двери. Глазок закрыт, никто не смотрит. Прислушался.

Голос надзирателя далеко-далеко, в самом конце коридора.

Вернулся к стене, постучал соседям.

— Кто вы? Кто вы?

— Студент. Тюменское землячество. Вы?

— Елецкое.

— Знаете провокатора?

— Савельев, Калуга. Корыхалов, Вятка.

И опять: тук, тук, тук. Нужно не сбиться.

Настроение лучше. Теперь, если допрос, то Семашко будет знать, о чем говорить жандармам, о чем — нельзя.

Жандармы поторопились со своими «подсадными утками». Не много сведений им передали Савельев и Корыхалов.

И опять ходит Семашко по камере. Четыре шага до двери, направо, три шага вдоль стены, направо, шаг, теперь обойти койку, и еще три до стенки. Интересно, отчего не вызывают? Ждут, когда станет невмоготу, когда я сам буду требовать, чтобы позвали. Он поворачивается и опять три шага и шаг, потом отступить и снова три шага. Если бы дали читать. И лампу.

Металлически блямкает задвижка, скрипит дверь. Это охранник приносит вечернюю похлебку.

— Братец, — говорит Семашко. — Я хочу молиться. Мне нужны книги. Евангелие, братец.

Охранник смотрит на Семашко удивленно и молча уходит.

Семашко ждет. Он уверен, книга у него будет. Как им хочется, чтобы он молился. Поверил в бога, а тогда и в царя. С верующим