Костёр 1977-02, страница 35

ПРИВЕТ ТЕБЕ, МИТЯ КУКИН!

ПОВЕСТЬ

Лев КУЗЬМИН Рисунки Ю. ШАБАНОВА

Во двор интерната въехали, как с похорон. За пустыми санями шел хмурый Филатыч, следом плелись Митя с Егорушкой, а позади всех, задрав кверху голову, шагал крепко обиженный Саша.

У самого крыльца тюкали деревянными лопатками, проводили ручьи интернатские малыши, им помогала Павла Юрьевна. Она увидела медленную процессию, удивилась:

- Филатыч! Что за странный вид? А где бочка? А где у вас шапка? Ничего не понимаю.

Старик повернул Зорьку к воротам конюшни, буркнул:

— Что наш вид? Вы лучше на лошадь гляньте, на ноги. Вот там — вид.

Павла Юрьевна глянула и ахнула. Ребятишки тоже ахнули, повалили толпою вслед за санями. Егорушка, размахивая руками, с ужасом и восторгом округляя свои ореховые глаза, принялся рассказывать малышам удивительные подробности.

А Саша с Митей — боком, боком — взошли на крыльцо, шмыгнули в сени, в раздевалку, смахнули прямо на пол мокрые одежки и валенки, а потом кинулись в теплую, по-вечернему сумеречную спальню. Дальше им от своего несчастья бежать было некуда.

Окончание. Начало см. в «Костре» № 1, 1977 г.

Летом, конечно, можно удрать в лес, в поле, бухнуться там в траву и выреветь свое горе до самого донышка, а по снежной поре куда побежишь? Некуда. Только в спальню.

Только и утешенья что забиться под'одеяло и лежать там в душной тьме, и вздыхать, и хлюпать потихоньку носом, жалеть себя так, как никто никогда не пожалеет; но все равно ждать, что вот не вытерпит^ Павла Юрьевна, подойдет, тронет тебя за плечо и негромко скажет: «Ну, ладно, ладно... Надеюсь, это в последний раз».

Но когда Павла Юрьевна прибежала в спальню, то сказала совсем другое. Она пере-пуганно крикнула: >

— Мальчики, вы утонули? Вы искупались, мальчики?

Митя зашмыгал носом еще шибче, кивнул под одеялом головой, а Саша, тоже из-под одеяла, пробубнил:

— Это не я искупался, это он искупался... Он Зорьку спас.

Про вожжи, про Филатыча Саша решил молчать. Ему было противно думать про эти вожжи, не то что говорить, и он только повторил из-под одеяла:

— Это я Зорьку чуть не утопил, а Митя спас!

Но Сашино рыцарское признание Павла Юрьевна как будто бы и не слышала. Она смахнула с мальчиков одеяла, пощупала сухой прохладной ладонью Митин лоб, затем Сашин лоб и по-докторски сказала:

— Внутрь — аспирин, к пяткам — грелки, и два дня — вы слышите? — два дня лежать в постели.

— Как два дня? — всколыхнулся Митя. — А Зорьку лечить? Ей надо ноги забинтовать и внутрь тоже чего-нибудь надо!

— Лежи, лежи, — сказала Павла Юрьевна, а в приоткрытую дверь спальни просунулись малыши и запищали:

— Ее уже лечат! Сам Филатыч бинтует... Ох он там и руга-ит-цаа! Говорит, кому-то отвечать придется!

— Вот видите, что вы натворили, — уже не по-докторски, а тихо, по-домашнему произнесла Павла Юрьевна. — Остается вам еще заболеть — тогда совсем ужас.

Она заставила мальчиков проглотить по горькой таблетке, сама принесла с кухни две горячие резиновые грелки и две кружки теплого молока. Молоко она поставила на тумбочку, грелки сунула мальчикам под ноги и, выпроваживая набежавших в спальню малышей, кивнула Мите с Сашей от двери:

— ЛЪн^тесь. Обо всем завтра поговорим.

Дверь закрылась, и Саша вдруг состроил

неприятную рожицу, сделал вид, что поправляет на носу, как Павла Юрьевна, пенсне и вслух передразнил:

— Во-от видите, что вы натворили, мальчики...

Он спустил ноги с кровати, хлопнул кулаком по подушке:

31