Костёр 1977-03, страница 40

вкусной пищей, какой Пиня никогда еще не пробовал.

— Вкусно?

— Очень. Кия меня кормила хорошо, но не так вкусно.

— Свежие запасы. Они еще пахнут морем...

Пиня рос крупным птенцом. Когда ему минул месяц, он весил не меньше килограмма, а в высоту вымахал сантиметров двадцать.

— Ты уже достаточно взрослый, — сказал как-то Кир-Кир. — Пора приучаться к самостоятельности. Отведу-ка я тебя, пожалуй, в детский сад.

Они отправились к остроконечному айсбергу.

У айсбергов толпились птенцы. Они пищали, толкали друг друга и затевали драки.

— Это и есть детский сад, — сказал отец.

— А кто меня тут кормить будет?

— Дней через двадцать вернется Кия, она и накормит, — отец подтолкнул Пиню к пингви-нятам и быстро зашагал прочь.

Вокруг детского сада расхаживали взрослые пингвины.

— Новенький! Новенький! — запищали пин-гвинята, окружая Пиню.

Расталкивая обступивших его птенцов, Пиня бросился вслед за отцом. Но не успел он сделать и двух шагов, как один из взрослых пингвинов сильным ударом клюва отбросил его назад.

— Бежать отсюда бесполезно, — пропищал щуплый пингвиненок, обращаясь к Пине. — Они с нас глаз не спускают. — Он указал крылом на взрослых пингвинов, расхаживающих вокруг.

— А я хочу есть! — заплакал Пиня. Ему было горько и обидно. Болела ушибленная

спина. Все дальше и дальше от айсберга уходил отец и даже не оглядывался.

— И я хочу есть! И я хочу есть! — загалдели вокруг пингвинята, толкаясь и наползая друг на друга.

Пингвины, охраняющие детский сад, все разом закричали и замахали крыльями. Вперед выступил сам Высокий Пингвин.

— Не галдеть! Вернутся ваши родители и накормят вас, а пока — терпите. Пингвинята могут не есть целый месяц.

Птенцы примолкли, теснее прижались друг к другу.

Вверху над айсбергом проплывали облака и лениво скручивались в спирали. В небе медленно гасли звезды. Луна скатилась за горизонт. Где-то вдалеке тревожно посвистывал ветер.

-— Приближается пурга, — прокаркал Пин-гвин-Сторож.

— Да. — Второй Сторож задрал к небу голову. — Взгляните, как быстро закрывается горизонт. Дети, прижимайтесь поплотнее к айсбергу! — закричал он пингвинятам. — Живо! Живо!..

Ветер загрохотал вверху, потом упал вниз и закрутил на льду снежные смерчи.

— К ветру спиной! — скомандовал Высокий Пингвин.

Ураган швырял снег на птенцов, тесно прижимающихся друг к другу. Все вокруг утонуло в белой вихрящейся мгле.

Пиня чувствовал, как снежинки буравят его шубу и больно жалят тело. Он сжался в комочек, вобрал шею в плечи и пригнул голову к груди.

Потом ветер оторвал его ото льда, понес...

ОЛЕГ ИВАНОВИЧ И АНДЖЕЙ

Когда в польском городе Кракове родился Анджей Липовски, Олегу Ивановичу Сапрыкину было тридцать лет. Он жил в Ленинграде и работал в больнице Морского пароходства, выходящей окнами на залив.

Анджей закончил Варшавский университет и получил специальность микробиолога. Его интересовали микроорганизмы, обитающие в холодных морях. Вот почему он поехал в Антарктиду вместе с советскими полярниками.

Олег Иванович сделался полярником случайно. За неделю до отхода экспедиционного судна в Антарктиду тяжело заболел врач, назначенный на полярную станцию Изумруд, и начальник экспедиции попросил Олега Ивановича поехать на зимовку вместо заболевшего.

Подумав три дня, Олег Иванович дал согласие. Пятилетний внук Митя, узнав, что дедушка едет в Антарктиду, обрадовался и попросил привезти ему кенгуру или, на худой конец, попугая.

С Анджеем Олег Иванович познакомился на борту дизель-электрохода «Обь». Их поселили в одну каюту.

Каюта была маленькой. К переборке крепилась двухъярусная койка. В углу стоял крохотный столик, а на столе — ваза с белыми флоксами.

— Эти цветы я привез с Варшавы. Мне их дарила моя дорогая невеста Ядвига, — объяснил Анджей. — Вы — доктор? — спросил он.

— Угадали, — улыбнулся Олег Иванович.

— Мне сообщали, что со мной, возможно, будет ехать доктор.

— А я уж решил, что вы провидец. — Олег Иванович развязал рюкзак и вынул из него шлепанцы. — На какую станцию назначены, молодой человек?

— На Изумруд.

— И зимовать, значит, вместе!

Почти два месяца добирались они до своей зимовки. Их качал штормовой Бискайский залив, палило, жестокое тропическое солнце. За время плавания Олег Иванович разучил три польских песни, а Анджей здорово научился говорить по-русски, играть на балалайке и петь под гитару старинный цыганский романс «Очи черные».

36