Костёр 1977-04, страница 19Она понимает все, что хотел бы сказать ей Семашко. — Если я зайду на минутку? — осторожно просит Семашко. Ему не хочется огорчать близких. — Загляну, и домой... И Надежда Михайловна соглашается. — Конечно, Коля. ...По ступенькам парадной лестницы он вбегает на второй этаж Народного дома. Заседание— в Большом зале. Люди стоят у стен, прижимаются к колоннам. На сцене стол. Председательствует Иннокентий. На трибуне Ильич. Семашко пробирается ближе. От колонны к колонне. Только отчего такая тишина? Почему замолчал Ильич? Прищурился, смотрит туда, где остановился Семашко. Может, он помешал Ленину? — Товарищи, — вдруг говорит Ленин.— Здесь присутствует только что выпущенный из швейцарской тюрьмы Николай Семашко! Гремят аплодисменты. Ленин спускается в зал. Между ним и Николаем Александровичем образуется свободный проход. Еще несколько шагов — и Ленин пожимает Семашко руку. — Я очень рад видеть вас, Николай Александрович,— говорит Ленин. — Очень рад... лонжюмо Утренние газеты пестрели объявлениями. Целые страницы обращались к читателям: «Покупайте собак, быстроходные моторы, великолепные лодки». «Снимайте квартиру в центре Парижа!» «Арендуйте дачу в зеленом пригороде!» Семашко отмечал карандашом в тех местах, где предлагались дома в аренду. Каждый день он выписывал из разных газет адреса, составлял маршрут и выезжал на велосипеде. Выбрать было непросто — что-то обязательно не подходило. На этот раз первое же объявление показалось ему любопытным, — сдавался дом в восемнадцати километрах от Парижа, в местечке Лонжюмо. День был яркий. Легкий ветерок дул в лицо. Солнечные блики поблескивали на велосипедном руле. Иногда паровой трамвайчик обгонял Семашко. Местечко Лонжюмо показалось прекрасным. Тихо. Мало народу. Недалеко речка. И главное — дом на краю поселка. Хозяин обрадовался гостю. Вот сарай для дров. Помещения для прислуги. Он убежден, что русский господин будет доволен. А эти комнаты у них, как правило, пустуют: их держат для гостей. Если русский господин любит гостей, то ему будет где поместить приезжих. Семашко кивает. — Да, мы, русские, гостеприимны. — О, здесь вашим друзьям будет уютно,— поддакивает хозяин. ...В воскресенье на первом трамвайчике в Лонжюмо приехал Владимир Ильич с Надеждой Константиновной. Обошли дом —теперь хозяином чувствовал себя Семашко. — Вы молодец!—.сказал Ленин. Открыл дверь в сарай и обрадованно всплеснул руками. — Какое замечательное место для класса! За Лениным заглянули в сарай Луначарский, только что приехавший из Парижа, Наденька Семашко и Катя Мазанова — жена рабочего-революционера. Ленин скинул пиджак, повесил его на гвоздик. — А ну, — весело предложил он. — За дело! Вычистим мусор. Повесим занавески. Поставим стулья и стол,—лучшего зала и желать нечего. Николай Александрович поднял доску. Владимир Ильич подхватил ее с другого конца. — Открываем первую высшую партийную школу, товарищи, — сказал Ленин. Поглядел на Катю, бросил с шутливой серьезностью: — Вы, товарищ Катя, назначаетесь главной стряпухой школы. — Приберемся, Владимир Ильич, а потом уж и за обед возьмусь. — Э, нет, — возразил Ленин, и его глаза заискрились. — Уборку мы и без вас проведем. А вот обед!.. Не забывайте, завтра у нас большой праздник — приезжают товарищи из России. «Школьники» съезжались в Лонжюмо почти одновременно. Первыми приехали делегаты из Екатеринослава Серго Орджоникидзе и Иван Чегурин — товарищ Семашко по Нижнему Новгороду. На следующий день — Иван Присягин, Яков Зевин, Иван Белостоцкий. Катя не отходила от плиты. Что-то потрескивало на кухне, шипело, жарилось. По случаю открытия школы был назначен обед. Столы установили в бывшем сарае — это оказалась самая просторная «аудитория» в доме. Владимир Ильич сел с краю, но Катя потребовала, чтобы он перешел в центр. «Школьники» во все глаза смотрели на Ильича. Ильич поднялся, окинул стол спокойным, серьезным взглядом. — Пройдет несколько месяцев, — сказал он тихо, — и вы поедете домой еще более опытными бойцами. Я предлагаю тост за вас, а значит, и за грядущую Революцию. За великое будущее нашей Родины! Окончание следует |