Костёр 1977-06, страница 37

сырому лугу, голодные и все еще скованные горем. Я хотел добраться до городка, там должна быть благотворительная столовая для бедняков, да и работа может подвернуться, вроде той, о какой мы мечтали с Хови. Но, вспоминая мужчин, встречавших наш поезд всего несколько часов назад на маленькой станции, я испытывал бессильное отчаяние. Есть ли на земле местечко, где Джою и мне будут рады?

Какую угодно работу: рыть канаву, чистить выгребную яму — совсем не обязательно играть на пианино, лишь бы заработать денег на завтрак!

В то утро городок нам так и не попался, но к полудню мы набрели на ветхий фермерский дом. Такой развалюхи я в жизни своей не видел, даже в районе трущоб, где жил Хови. На обнесенном глинобитным забором дворе валялись горы всякого мусора: гниющие доски, разбитая посуда, обломки игрушек, стульев и другой мебели. Единственным живым существом был надменный белый петух. С безразличием поглазев на нас, он зашагал прочь на длинных желтых ногах. Я решил, что хозяева, такие же бедняки, как мы, покинули его, надеясь найти работу и пропитание в другом месте.

Мы вошли внутрь и быстро все оглядели. В доме хоть шаром покати, если не считать ржавой кухонной плиты. Мы ей очень обрадовались, собрали во дворе щепки и старые газеты, и вскоре огонь обогрел наши тела и души. Джой припал к плите, чтобы высохла сырая одежонка. Губы его заалели, и он улыбнулся мне.

— Запах мировой, точно, Джош? — он показал на дым, проникавший сквозь дверцы плиты. Действительно, пахло уютом и теплом. Скорбь по Хови отпускала, притуплялась.

Я вышел во двор, надеясь отыскать огород, припрятанную картошку или репу. Очевидно, еще летом здесь кто-то жил, раз петух уцелел. Наконец, я наткнулся на огород, но це нашел там ни единой картофелины, ни одной репы. Только сорняки и трава. Все съедобное подобрали подчистую. И тут меня осенило — все, кроме петуха!

Он оказался чертовски любопытным, этот старый петух. Подойдя вплотную, он изучал меня, позабыв об осторожности. А между тем над ним нависла смертельная опасность. В моем воображении возникло аппетитное видение дымящегося куриного бульона.

Я метнулся к нему, и он дал деру. Мы оба были в то утро не в лучшей форме, но у обоих не было выбора. Пару раз мы обежали вокруг дома на предельной скорости; в конце концов ему не повезло — запутался в мотке проволоки, переброшенной через изгородь. Тут я его и настиг, испытав при этом прилив счастья — теперь Джой и я хоть на время обеспечены едой!

Мы принялись за петуха. Нашли старый таз, согрели в нем воду — в горячей воде птицу

легче ощипывать. Потом долго варили петуха в том же тазу. Покопавшись в кучах хлама во дворе, Джой отыскал треснутую фарфоровую чашку и подлинное сокровище — солонку, на дне которой сохранилась горстка отсыревшей соли. Мы выскребли соль и посолили бульон.

Этот петух был, несомненно, самым жестким из всех своих собратьев. Мы варили его до вечера, пробуя ножом, но и в сумерки он был таким же твердым и неподатливым, как в полдень.

Зато бульон получился на славу. Мы пили его по очереди из надтреснутой чашки. У нашего петуха оказалась нежная печень, и я заставил Джоя съесть ее еще до того, как сварилось остальное мясо.

Скудный ужин показался нам пиршеством. Ночью, когда холодный дождь хлестал по окнам, мы наслаждались уютом и покоем под крышей, у огня.

Вскоре Джой заснул. Я долго лежал, глядя на дрожащие на потолке тени от огня в плите. Я думал о том, что народ в стране голодает и что я, в сущности, такой же маленький и беспомощный, как Джой. Мы оба можем погибнуть в один миг, как сгинул Хови. Никто об этом не узнает, никто нас не пожалеет. Что ждет нас впереди? Мы потеряли Хови, без него мы как без рук. И все же домой мы не вернемся! Не хочу, чтобы отец снова попрекал меня каждым куском...

Глядя на спящего брата, я поражался, что мог быть раньше холодным и безразличным к нему. В ту ночь я понял, что мальчишка, разметавшийся на подстилке, — моя единственная связь с родом человеческим. Как в последнее утро в родном доме, я нагнулся и поправил одеяло у него на плечах. Он зашевелился во сне, придвинулся поближе, и я наконец заснул.

Утром на завтрак мы разогрели бульон и пили его по очереди из чашки. Тут я заметил во дворе мужчину и женщину. Они шли к крыльцу. Готовясь к худшему, я направился им навстречу. Джой ни на шаг не отставал от меня.

— Вы, я вижу, устроились как дома, — сказал мужчина, поднимаясь на крыльцо. — Сколько вас тут?

— Всего двое. Я Джош Брондовский, а это мой брат. Мы промокли и озябли, вот и переночевали в доме. Мы ничего не трогали.

— Ладно, Бен, — сказала женщина,— не видишь, дети! Оставь их в покое. — Она улыбнулась нам. Я, конечно, не ответил ей тем же, зато Джой расплылся в широченной улыбке и сразу понравился женщине.

Мужчина на первых порах был менее дружелюбен:

— Наверняка от родителей сбежали.

Я пожал плечами.

— Дома нечего есть. Мы пробираемся к деду в штат Монтана. Он позвал нас к себе.

Эта ложь про деда вовремя пришла мне

34