Костёр 1977-06, страница 39

в голову. Кто знает, вдруг мужчина надумает донести в полицию? Впрочем, ему не до нас. Судя по его виду, у него слишком много своих забот, чтобы тратить время на каких-то сорванцов.

— Представляю, как обрадуется ваш дедушка. Два лишних рта в нынешние времена всякого приведут в восторг, — съязвил он. — А чем вы будете питаться в дороге, на что надеетесь?

— Я недурно играю на рояле, может, найду где-нибудь работу. Правда, я хорошо играю,— повторил я, словно убеждая в этом самого себя. Мужчина скорчил гримасу, давая понять, что я несу вздор.

— Ты хочешь зарабатывать игрой на рояле?

— Да, я на это надеялся.

— Вот что я тебе скажу, молодой человек. Скорее в Хейдсе выпадет снег, чем ты найдешь здесь такую работу, да и на любую другую у тебя ровно столько же шансов.

Я не ответил. Значит, мои предчувствия сбываются. Его слойа отдавались во мне болью, но я знал, что он говорит правду.

— Откуда вы? — помолчав, спросил он.

— Из Чикаго, — ответил я. — Мы в этих краях всего второй день.

— Вот что, либо торопитесь к деду, либо возвращайтесь в Чикаго. Решайте, куда вам ближе. Здесь у нас дела из рук вон плохи. Хуже не бывает. Этот мой дом, — арендаторы съехали на прошлой неделе, —* и вся поганая ферма не стоят и тридцати центов. И ферма, и дом, и плита — все вместе!

— Нам ваш дом показался дворцом, мы отлично здесь переночевали, — сказал я.

— Вы хоть ели что-нибудь? — спросила женщина. Своими добрыми глазами она смотрела на Джоя.

Я знал, что нам может влететь за петуха, но делать было нечего.

— Нам попался цыпленок, мадам, и я его сварил. Надеюсь, он не ваш?

— Нет, не наш, — она покачала головой. — Своих кур мы продали и съели. Сейчас нет смысла их держать, яйца никто не покупает. И в городе на базаре за них ничего не выручишь, лучше не возить—пустой перевод бензина. Нет, это, должно быть, цыпленок Хелм-сов. Для цыпленка он, впрочем, староват, не так ли? Давайте, я проверну его через мясорубку, а то не прожевать. И мы вместе сытно пообедаем.

— Джози! — недовольно воскликнул мужчина.

— Ничего, Бен, мы не обеднеем, если разок их покормим. Ты прав, им надо возвращаться к родителям, но разок-то мы их покормим. Придумаю что-нибудь из этого петуха, потом у нас есть печенье и патока. Не разоримся, если поделимся с двумя мальчуганами.

— Может, не стоит, — промямлил я. — Нам с Джоем не хотелось бы вас объедать.

— Ладно уж, — проворчал мужчина, — пойдемте. Пара кружков печенья ничего не

изменит. Дело в том, что Джози готова кормить каждого встречного. Этого позволять нельзя, но тут она права — с двумя мальчуганами мы можем поделиться.

И мы поплелись за ними к их дому, который оказался ничуть не лучше того, где мы ночевали, только в комнатах еще была кое-какая мебель: дряхлый выцветший ковер на полу в гостиной, несколько стульев, колченогий журнальный столик, на нем стопка газет и несколько выцветших фотографий. На стене под стеклом небольшая картонка с цветами, птичками и названием городка в Небраске, выведенного золотыми буквами; рядом, под старинными стенными часами — портрет кандидата в президенты, вырезанный из газеты и пришпиленный булавкой.

Женщина сразу ушла на кухню и занялась готовкой. Мы с Джоем сидели -в гостиной и слушали жалобы хозяина на тяжелые времена.

— Вот этот парень, — он показал пальцем на фотографию кандидата в президенты, — Джози верит ему, а я нисколечко. Все его новые идеи — это пустая болтовня, сотрясение воздуха. Дело зашло слишком далеко. Ни он, ни кто другой ничего уже не может исправить. Мы разбиты в пух и прах. Нам ничего не остается, как сдаться и...

— Бен, — крикнула женщина из кухни.— Не забывай, они же дети. Найди тему повеселее. От твоих причитаний лучше нам не станет.

Но мужчина будто ее не слышал.

— Последнего борова отвез в город,— продолжал он все в том же духе, — двести пятьдесят фунтов веса. Знаете, сколько мне за него дали? Девяносто восемь центов и ни гроша больше. Пришлось отдать, все равно кормить нечем. Лучше уж девяносто восемь центов, чем если он околеет.

Хозяин нервно сжимал в руках сложенную трубочкой газету и, кончив говорить, с отвращением швырнул ее на столик.

— Вот в какой стране вы, ребятки, живете. Страна — банкрот, страна — попрошайка. В нашем округе банки уже отняли у владельцев половину всех ферм. Скоро настанет моя очередь — все добро, нажитое потом, пойдет с молотка.

Джой и я молчали. Да и что сказать? Слова этого отчаявшегося, ожесточившегося человека так напоминали разговоры отца, что мне сделалось не по себе. Впрочем, мужчина и не ждал от нас ничего; ему было все равно, слушаем мы его или нет, просто на душе накипело, хотелось выговориться.

Он снова завел ту же пластинку о тяжелых временах, но тут на пороге гостиной появилась хозяйка.

— Помолчи, пожалуйста, Бен, иди-ка мыть руки. Да и вы, мальчики, можете сполоснуться, греха не будет, а потом прошу к столу.

Обед и правда удался на славу. Мы съели много галет, а женщина все подкладывала.

Когда мы поели, она показала пальцем на лежавшее на наших куртках банджо Хови и

36