Костёр 1977-07, страница 15

- Тебе не перепрыгнуть! — стал дразниться Язли. — У тебя губа, как курдюк, вниз потянет.

Я разозлился.

— Спорим, перепрыгну!

— Спорим, — согласился Язли. — Если я ухну в воду, отдаю тебе компас, если ты ухнешь, твой ножик с птичкой — мой.

Мы разбежались, прыгнули.

— Ура! — коснувшись ногами земли, уже собирался крикнуть я, когда ноги мои поехали и, взмахнув руками, я очутился по пояс в воде.

Язли хохотал.

— Я же говорил, что губа подведет тебя!

Мы выжали мои штаны и пошли по винограднику.

— Вижу! — закричал Язли. — Дамские пальчики, мои любимые! Целая гроздь!

Он потянул руку к винограду, зашуршав листьями, но почти тотчас пронзительно вскрикнул и кинулся бежать, закрывая голову руками.

Я побежал следом.

Когда мы, наконец, остановились, я увидел, что правый глаз Язли затекает.

— Там осиное гнездо, — проговорил он и поглядел на меня так, словно ожидал, что я сейчас стану смеяться над ним.

Я не смеялся, и тогда захохотал Язли. Он хохотал и бил себя по голове, приговаривая:

— Не смейся над чужой бедой! Не смейся над чужой бедой!..

КАБАН

Мы сидим на земле, сложив ноги и расстелив платок, как досторхан. Едим дыню. Наши овцы и козы настроены мирно. Прошел редкий для наших' краев осенний дождь, земля опять зеленеет. Пахнет весной. Мы сидим с Язли и беседуем, как взрослые, неторопливо, обдумывая, и говорим тоже, как взрослые, о делах житейских. Где-то в зарослях грохнул выстрел.

— Наверное, твой отец! — предположил Язли.

— Может, и он, — согласился я.

— Отец у тебя хороший охотник, — семье большое подспорье, — сказал Язли.

— А как же! — соглашаюсь я. — Мяса покупать не надо. Вместо того чтоб зарезать овцу, мы ее можем пустить на племя.

— Говорят, что твой отец птице в глаз попадает. Одной пулей двух-трех фазанов бьет. Верно? — вдруг спрашивает Язли.

— Не знаю. Про охоту отец не рассказывает, но я слышал, как он сказал твоему отцу: если охотник двумя пулями бьет одного фазана — это не настоящий охотник.

— А сколько патронов вмещается в его ружье?

— У папы ружье одноствольное, значит, один патрон. Если ему попадется двустволка, он обязательно купит.

И вдруг совсем близко от нас затрещали кусты, да сильно так!

Мы вскочили на ноги. Наши козы и овцы • перестали щипать траву, и я не на шутку испугался.

— Может, волк? — предположил я.

— Эй! — крикнул Язли и, размахивая палкой, подскочил к кустарнику. И тотчас в страхе отпрянул. — Каюм, кто-то тут сопит!

Пересилив страх, я поднял палку и уже пошел к Язли, когда из кустов неожиданно выскочил огромный кабан. Он с шумом пробежал мимо нас, с треском вломился в камыши и затих. И тотчас донесся голос отца:

— Жек! Жек!

Выскочила собака и тоже нырнула в камыши.

— Папа! — крикнул я.

— Каюм?! — опять затрещали кусты, отец бежал к нам.—Живы?

— Живы! — крикнули мы в один голос.

— А где же кабан, — отец вертел головой. — Я его подстрелил, а раненый он очень страшен.

В камышах залаял Жек. Отец проверил ружье и пошел, держа его наизготовку. Мы ждали выстрела, но отец скоро вернулся и ружье у него было за плечами.

— Готов! Рана была смертельной! — проговорил он.

— К Волошину-ага бежать? — спросил я.

— Бегите, ребята! А я постерегу ваше стадо.

Я вспоминаю, как мы кинулись в аул, к

Волошину-ага. Отец редко охотился на кабана, потому что свинину в нашем ауле не ели. Убитого кабана Волошин-ага отвез к себе, он закоптил окорока, затем он продал мясо в городе. Половину денег в платке он принес отцу. Отец денег не взял. Но Волошин-ага положил сверток на печку и ушел.

Так и лежал этот сверток, покуда к нам не пришли сборщики налога. Отец показал им на платок с деньгами и сказал, чтоб взяли, сколько нужно. Сам отец к этим деньгам так и не притронулся.

Много пишут теперь о любви к природе, о том, что любовь эту надо прививать, а не то у детей может развиться жестокость.

Нам, наверное, очень повезло. Мы в детстве не отделяли себя от природы да и не задумывались об этом. Если можно было сделать доброе, спасти жизнь, мы делали доброе, спасали.

Помню, испугал нас с Язли крик в наших «джунглях». Мы хоть и оробели, но пошли поглядеть и увидели, как толстая змея душила зайца. Мы своими пастушескими палками стали бить змею и кидать в нее камнями. Змея забила хвостом, распустила кольца и уползла в камыши. Помятый заяц долго стоял столбиком, пошатываясь и глядя на нас. Потом подпрыгнул и, прихрамывая, ускакал в степь, подальше от логова страшной змеи.

13