Костёр 1977-07, страница 16

ПЕРВЫЙ ГОРОД

В воскресенье отец разбудил меня, когда было совсем темно. Мы выпили зеленого чая, сели верхом на ослика и поехали в город.

Была зима, а зимой у нас, в жаркой Туркмении, случаются сильные морозы, а когда ветер, мороз и подавно выпускает когти.

Я хоть и сидел за спиной у отца, уши и руки у меня стали замерзать. Я развязал тесемки и опустил уши, а вот перчаток у меня не было. Пришлось держаться одной рукой, пока одной держался, другую грел за пазухой.

Наконец, мы добрались до солончака Шор-майдан.

Папа, — не выдержал я, — купи мне на базаре перчатки!

Хорошо, сынок. Если ты очень озяб, давай спешимся и разведем костер.

Мне так хотелось поскорее посмотреть на город, что я сказал отцу:

— Мне совсем, совсем тепло.

Светало. В воздухе кружились снежинки.

Папа, а скоро мы приедем? — заныл я.

Как раз полпути проехали, — сказал отец, — а я давно уже почувствовал запах снега. Если будет большой снег, базар не состоится.

Впереди замаячил высокий холм.

— Что это?—воскликнул я.

Крепость Аннакули Тепе, — объяснил

отец.

И мы опять поехали молча. Мой отец, наверное, пришелся бы по душе тому караванщику, который назвал своего напарника болтуном.

Вот как это было. Однажды двое людей пересекли на верблюдах пустыню Кара-Кум, и когда подходили к Хиве, один из них в первый раз за всю дорогу раскрыл рот и сказал:

— Вот уже и крепость видна!

Ах ты, болтун! — вскипел его друг.

Пока мы ехали степью, я терпел, помалкивал, а когда приехали в Керки, вопросы посыпались из меня, как сыплется зерно из худого мешка.

Я думал, в городе в каждом доме по магазину, и горожане, сидя возле окон, все время едят белые булки с халвой.

Папа, — спросил я со страхом, --а в город на осле можно?

— Можно, — сказал отец.

А я и в мыслях не допускал, чтобы в городе ездили на ослах, на арбах. Но по Керки, такому же одноэтажному, как наш аул, катили двухколесные арбы, трусили ишачки.

Мы на своем длинноухом проехали на другой конец Керки, где жил друг отца охотник Джорабай.

Джорабай как раз бетонировал фундамент для нового дома.

— М-да! Не чета глиняному, — сказал отец, пнув ногой застывшую серую массу бетона. -Хорошо начинаем жить. Все нам под силу.

Потом мы поехали на базар. Отец купил себе пороха и свинца, мне—резиновый мячик и книжку «Кер-оглы». Потом мы прошлись по магазинам, набрали конфет и пряников и поехали домой.

ВОЙНА

А дальше в моих воспоминаниях как бы глубокая, клубящаяся мглой пропасть. Дальше — война.

Ясно вижу тот день.

С утра я ходил на арык пускать воду на поле. Потом нарезал тутовых прутиков для шелкопряда. В нашем ауле все занимались выращиванием коконов.

Когда я с вязанкой на голове подходил к дому, меня встретил Язли.

Каюм! Война! — закричал он.

Вот и хорошо, — обрадовался я, — наши красноармейцы ордена получат.

Язли даже ногой стукнул о землю.

Ты — дурень! Теперь всем будет плохо. На войну возьмут от семидесятилетних до семилетних.

— Кто сказал?

Мулла. Домой придешь, узнаешь.

Я не понимал, чего так испугался Язли. В войну мы играли чуть ли не каждый день. Самая интересная игра.

Дома у нас была мама Язли и еще несколько соседок. Все плакали. И вдруг к нам вошел мулла.

Немцы — сильный воинственный народ! — зловеще произнес мулла, — Они захватили уже больше десяти государств. Й нет такого государства, которое могло бы противостоять им.

Отец ответил, не повышая голоса.

Мулла-ага, может быть, немцы и победили многих, но нас они не одолеют.

Что ты говоришь, сын мой! — всплеснул руками мулла. — Немцы гонят впереди себя покоренные народы. В их армии столько же солдат, сколько дождинок в туче!

Их не больше, чем нас! — возразил отец.

- Это все оттого, что мы прогневали аллаха! — воскликнул громко мулла.— Но ничего, придут немцы, они наведут порядок.

— Мулла-ага, ты не очень-то надейся, что они придут сюда. Мы их побьем. Разве ты не слышал, что сказала Москва?

И мулла ушел, браня и отца, и старшего брата, и всю нашу семью, но не его проклятья украли мое детство. Его украла война.

Перевод с туркменского Владислава БАХРЕВСКОГО