Костёр 1977-07, страница 21

ры: 110, 120, 140, 150, 157... А на телевизионном индикаторе человек в ослепительно белом скафандре отделился от корабля и, развернувшись, боком поплыл в пустоту.

— Человек вышел в космическое пространство! — чуть охрипшим от волнения и радости голосом закричал в микрофон Беляев. — Человек вышел в космическое пространство! Я «Алмаз-1», подтвердите: человек вышел в космическое пространство!

Частота пульса у Леонова медленно уменьшалась, приходила в норму, дыхание становилось глубоким и ровным. «Еще спокойнее, — Беляев до боли стиснул подлокотники кресла. — Не спеши. Не надо спешить». Глухой толчок, словно что-то большое и массивное скользнуло по обшивке, заставил его оторвать взгляд от приборов, стремительно обернуться. Корабль качнулся, отклонился, точно маятник, вернулся в исходное положение.

— Что случилось, Леша?

— Перемещение массы как-то влияет на корабль. Я оттолкнулся от корабля, и он пошел в противоположную сторону.

Цветная карта Земли, припорошенная отблесками облаков, проплывала далеко внизу. Леонов не отрываясь смотрел туда, где на темно-синей глади Черного моря застыла неподвижная точка — какое-то пассажирское судно.

Солнечные лучи равномерно освещали теплоход, словно забрасывали его золотистым снегом. А космонавт, раскинув руки, плыл над этим судном. Он не ощущал стремительной скорости. Казалось, и тело и космический корабль застыли в вечной тишине ультрамаринового пространства, и только Земля все куда-то несется и несется. И чем дольше космонавт ее разглядывал, тем острее ощущал необыкновенное, легкое, беззвучное парение, будто за спиной выросли сильные, невидимые крылья.

— Я тебя соединю с Землей, Леша, — загремел среди звездного безмолвия голос Беляева. — С Москвой и Цент

ром. Будешь держать прямую связь через корабль.

Шорохи эфира, трели морзянки ворвались в скафандр, потом все исчезло, и вдруг торжественно и громко зазвучал голос Левитана:

— ...на втором витке полета второй пилот летчик-космонавт подполковник Леонов Алексей Архипович в специальном скафандре с автономной системой жизнеобеспечения совершил выход в космическое пространство, удалился от корабля на расстояние пять метров, успешно провел комплекс намеченных исследований и наблюдений...

Чудно было слышать это сообщение на огромной высоте, где солнце без ореола, где медь немерцающих звезд, где планета вместе с космическим кораблем стремится в темную бесконечность.

Но вот передача оборвалась и в звездное пространство ворвался голос Гагарина.

— Как настроение, Леша, как себя чувствуешь?

— Вижу много! Трудно сразу рассказать!

— А как все-таки самочувствие?

— Много вижу, Юра.

Гагарин засмеялся. Смех

был добрый, понимающий, и от этого смеха Леонову стало как-то тепло, радостно, свободно. Последняя скованность исчезла. Он представил, как Юра сидит в Центре, за тысячи километров от их корабля и, наверное, по-человечески

очень волнуется. Гагарин готовил их к полету как себя самого. Они стартовали, он остался ждать. Ждать всегда нелегко.

— «Заря», я «Алмаз-2», — Леонову захотелось подбодрить этого необыкновенного человека. — Прими самый горячий привет из «бездны». Самочувствие отличное. Вернемся— все расскажу.

— Понял. Спасибо. Желаю удачи.

Время летело стремительно. Леонов даже не заметил, как пронеслись десять минут. Он сделал пять отходов от корабля, и скафандр, такой тяжелый на Земле, здесь только слегка стеснял движения. В Космосе

можно было работать и плавать!

— Две минуты осталось, — напомнил Беляев.

— Начинаю снимать кинокамеру.

Космонавт легко подплыл к кораблю, зафиксировал положение тела, потянулся к аппарату. Кинокамера не поддавалась.

— Минута, Леша. Приготовиться к шлюзованию!

Собрав все силы, Леонов сильным, но вместе с тем плавным рывком снял камеру с кронштейна, втолкнул в шлюз. Аппарат качнулся, изменил траекторию полета и поплыл обратно. Огромным усилием космонавт остановил его и почувствовал, как от этого легкого будто бы столкновения сам пошел куда-то вверх. Еще мгновение — и кинокамера, выскользнув из шлюза, улетит в космос. Бесценная пленка погибнет. Резко подшлепнув фал, Леонов вцепился руками в обрез шлюза, вставил в люк обе ноги, поймал ногами кинокамеру и, удерживая ее, поплыл к матово мерцающим лампочкам дежурного освещения. Над гермошлемом звякнуло, люк шлюза закрылся.

— Очень устал, Леша?

— Есть немного, — откликнулся Леонов.—Ты уже начал выравнивать давление?

— Да. Все нормально.

Словно пловец, переплывающий большую реку, Леонов стоял в тесном шлюзе и, преодолевая нахлынувшую усталость, пытался сразу, по горячим следам, проанализировать свои ощущения от первого до последнего шага. Боязни потерять привычную среду, точку опоры не было. Иллюзии падения в бездонную пропасть не было тоже. В памяти осталось лишь восторженное ошеломление от удивительной красоты и необъятности Вселенной, величественно застывшей среди мрака, рассеченного Солнцем.

— Входи, первооткрыватель Космоса! — Сдержанный Беляев стиснул его в объятиях, бережно подтолкнул к креслу.— Отдохни. Ничего не говори. Все потом.