Костёр 1977-10, страница 44

— А вы как врач должны понимать, что лекарства не всегда сладкие. Бывают горькие... Мы с Ингой обо всем договорились. И надо было раньше предупредить нас, что нет ... матери.

— Вы бы не взяли ее?

— Взяли бы!—отрезал режиссер. — Но знали бы, как вести себя с ней.

— Может быть, это было моей ошибкой, — сказал ветеринар, — но я исправлю ее. Инга не будет сниматься. Она не пойдет на студию. Инга! — крикнул он. — Ты слышишь?! Больше не пойдешь на студию!

Инга стояла в коридоре, прижавшись лопатками к стене, и слушала разговор Павла с отцом. В эту минуту она вспомнила запутанный, неуютный студийный коридор и темный закуток и мягкое, теплое, бесконечно родное плечо Веры. Неужели она никогда не попадет на студию? Никогда не увидит Веру. Не прижмется к ее плечу, так похожему на мамино плечо.

Какая-то сила оторвала Ингу от стены. Она решительно вошла в комнату и сказала:

— Я приду завтра на студию. Правда, папа, я приду завтра на студию. Никогда не следует подводить людей, ведь люди работают.

Папа замер, уставившись круглыми глазами на дочь.

Павел коротко бросил:

— До завтра!

И быстро зашагал в прихожую.

Поезд приходил рано. В эту пору зимой утро неотличимо от ночи, а когда человек поглощен одними и теми же мыслями, то утро может показаться продолжением вечера. Перрон был пустынен. Встречающих было мало. Встречающих почему-то всегда меньше, чем провожающих, словно люди больше любят провожать...

Карелин быстро ходил по перрону. Ему было зябко в коротком пальто, которое он, как солдат шинель, носил во все времена года.

Он, конечно, мог бы дождаться поезда в здании вокзала, где наверняка было теплее, но режиссера мучило нетерпение. Словно поезд придет скорее, если ждать его на перроне...

Режиссер нервничал. Столкнувшись с неожиданными переживаниями Инги, он зашел в тупик. Он знавал режиссеров, которые в «интересах искусства» убивали на съемках лошадей и травили борзыми ручного волка. Он был знаком с лозунгом: «Все для искусства». Этот лозунг напоминал ему страшные слова военных лет: война все спишет! Было в этих двух премудростях что-то общее, отталкивающее, противное человеческому сердцу. Никакой хороший фильм не спишет страдания девочки.

Карелин в глубине души не верил в фильмы о доброте, которые делались злом.

На студии говорили: «Снимай по сценарию. Мало ли у кого какие переживания! Кино — искусство мужественное». Но он любил Ингу

41