Костёр 1977-10, страница 47

прекрасная жизнь с мамой вдвоем продолжалась. И девочка своим удивительным чувством проникала сквозь каменные стены, сквозь время, подчиняя себе реальную жизнь.

Поглощенная своими переживаниями, Инга не заметила даже отца в толпе любопытных. Его мешковатое пальто и съехавший набок треух затерялись среди других пальто и шапок. Зажатый костистым стариком и девушкой, поминутно встававшей на носочки, чтобы лучше видеть, отец наблюдал за Ингой. Что происходит сейчас с дочерью? Как она очутилась здесь? Почему волнующее напряжение застыло в ее глазах? А ведь когда-то он замечал у нее именно такое выражение лица! Ах, да, это было еще тогда... Инга ждала у окна, а мама не возвращалась: она часто задерживалась по службе. Девочка всматривалась вдаль, стараясь как можно раньше заметить маму. Вот тогда у нее были так же расширены глаза, и лицо затаило в себе предчувствие встречи... Почему все это вернулось к дочери, а к нему не возвращается?

Старик толкал его локтями. Девушка-коро-тышка прыгала перед глазами. А он стоял, теряясь в догадках, большой и беспомощный.

Еще в толпе была старая женщина со строгими серыми глазами. Она стояла, опираясь на палку, и внимательно наблюдала за Ингой.

У нее, наверное, болела нога — осколочное ранение в голень, и она старалась посильнее опираться на палку, и пряди седых волос выбивались из-под платка и касались острых скул. О чем думала фронтовая санитарка, неотрывно глядя на девочку? Может быть, хотела-помочь ей, как помогала людям на поле боя? А может быть, Инга напоминала ей маленькую Веру?

Несколько раз в перерывах между дублями Инга подходила к Павлу и спрашивала:

— Когда она появится в окне?

— Она появится! Ведь она остается жить! Честное слово, Инга! Она остается жить из-за тебя!

Девочка снова подняла глаза к окну, которое теперь находилось сразу, не отсчитывая от края. «Я здесь, мама, ты слышишь меня? Я говорю с тобой молча, но ты должна слышать меня. Ты должна, потому что ты будешь жить... Так сказал Павел, а я верю ему. Ты будешь...»

И вдруг она увидела в окне знакомое лицо! Она не сразу узнала Веру, потому что на голове у нее была белая косынка.

— Вера! — Инга, закричала, хотя по роли она должна была молчать. — Вера, ты будешь жить!

Девочка стояла в белой пене, изображающей снег, а изо всех больничных окон смотрели люди в серых халатах. Когда Инга крикнула «Ты будешь жить!» — все услышали ее слова, и каждому показалось, что это к нему обращается маленькая артистка. Маленький добрый пророк!

Безмолвные молнии вольтовых дуг делали пену лиловой. Гудели пчелиные ульи софитов.

Щелкала хлопушка (номер кадра, номер дубля). Трубный голос помрежа гремел на всю улицу:

— Парень в лыжной шапке, выйди из кадра!

Звучали строгие, как у военных, команды:

— Внимание! Мотор!

Оператор припадал к окуляру, как наводчик орудия, ловящий цель, а Инга не спускала . глаз с окна, в котором стояла Вера.

Съемочный день подходил к концу. Инга не слышала, как над площадкой прозвучала команда «Стоп», не заметила, как погасли фиолетовые блики софитов. Белая пена опала — снег растаял... Инга очнулась только когда к ней подошла Вика. Легонько потрясла ее за плечо и, широко улыбаясь, сказала:

— Инга, все! Ты сыграла, как бог. А они еще хотели Брусничкину!

И она звонко чмокнула Ингу в щеку:

— Пойдем, все кончено!

— А где же Вера?

— Сейчас придет твоя Вера, — со вздохом сказала Вика.

Но девочка недоверчиво посмотрела на нее:

— Может быть, Вера на самом деле заболела?

— Что ты! Она здорова. Понимаешь?

— Понимаю... Здорова...

— А когда кончится кино, Вера станет другой?— с опаской спросила Инга.

— Кто это тебе сказал? Глупости! — горячо сказала Вика. — Она же человек!

И, схватив Ингу за руку, потащила ее к вагончику, чтобы смыть с лица грим, стянуть с головы рыжий паричок.

Съемки фильма закончились. Прошел уже месяц, как к школьному подъезду перестала подкатывать машина с надписью «Киносъемочная», и Вика перестала поджидать Ингу на ступеньках. Все, что было связано с кино, начинало удаляться, превращаться в воспоминания.

Этот день запомнился Инге вместе с апельсинами в оранжевой пористой коже. Они пламенели на прилавках и казались Инге яйцами, которые в весеннем городе снесла большая южная птица с оранжевыми перьями. Вот будет весело, если из апельсинов вылупятся птенцы! Оранжевой стаей они взлетят над мокрыми крышами, и людей охватит нежданная радость!

В этот день Инга встретилась с Верой.

Они шли по городу, в который ворвался циклон весны. На тротуаре поблескивали лужи, а вместо снега шел дождь. Он касался щек и серебристой пыльцой оседал на пальто. И вместе с теплым ветром и преждевременным дождем в сердце девочки вливалась радость. Ей хотелось кружиться и петь — она шла рядом с Верой.

— Хорошо, что осталась жива, — неожиданно сказала Инга, заглядывая в лицо Веры. — Ты должна была остаться живой.

44