Костёр 1977-11, страница 19

Затем их перевели в маленькую темную каюту, где горела тусклая лампочка и стояла одна кровать. Он попросил для сына подушку и одеяло — Карказ в ответ залился мефистофельским смехом.

— Не нравится, ваше превосходительство? Слишком мало комфорта для такой важной персоны, как командующий флотом, не так ли?! А вот урыльничек, — проговорил Карказ, тыча пальцем в угол, —тоже вашему сынку придется вытащить, да-с. Или в таком случае вам захочется вспомнить о дворянских привилегиях, а?

— Женя, вынеси, пожалуйста?

— Хорошо, папа.

Стоящие в проходе караульные смотрели на все'с сумрачным видом.

— Однако, забавно, — хихикнул Карказ, не замечая этих взглядов.

«Боже, как он глуп!» — подумал Шмидт и лег на голую сетку. Волной накатились видения. То он снова обходил на «Свирепом» эскадру, и пенилась под ногами малахитовая вода, то мелькали перед глазами взволнованные бледные лица освобожденных потемкин-цев, то он снова видел, как тонет, накренившись, «Буг», то видел стол, уставленный яствами, и слышались ему хвастливые тосты пирующих «победителей», то снова он оказы

вался там, где кричали люди, сгорающие заживо. В минуты просветления он узнавал Женю и улыбался сыну воспаленными глазами, затем снова впадал в забытье. Так прошли еще сутки.

Но семнадцатого в каюту вошел усиленный конвой, и рыжий незнакомый лейтенант, который все время охотно подпевал Карказу, велел своим людям надеть на головы арестованных башлыки. В башлыках, замотанных по самые глаза, в каких-то обносках они стали неузнаваемы.

Катер долго плутал по бухте, затем вышел в море. Все это время над головой Шмидта стоял толстый кондуктор и держал наготове лазаретные бинты, намереваясь пустить их в дело при первой же попытке пленников заговорить.

Куда везут их и зачем, они не знали. По тому, как вдруг побледнел сын, Петр Петрович без труда понял, о чем подумал Женя, и, взяв его руку в свою, крепко стиснул, одновременно показывая взглядом, чтобы он не падал духом.

Уже смеркалось, когда они, наконец, пристали к берегу. Кругом лежала голая, безлюдная степь.

Окончание следует

Сражались в одном революционном полку рабочий-ткач из Иванова, дехканин из Средней Азии — он дома выращивал хлопок, шахтер-украинец с Донбасса и азербайджанец с нефтяных промыслов.

Носил их ураган гражданской войны по многим фронтам, много раз они выручали друг друга в бою и стали роднее, чем братья.

Наступил день, когда командир сказал им:

— Гражданская война кончилась. Разъезжайтесь по домам, теперь вы дома нужнее, чем здесь, в Красной Армии.

Посидели они в последний раз вечером у походного костра, съели кашу из общего котла, а утром разъехались в разные стороны.

Но едва лишь вернулись они домой, как поняли, что не могут прожить друг без друга.

Всем требовалась одежда. Ткань для одежды выпускал в Иванове ткач. Для ткацких

машин выращивал хлопок дехканин из Средней Азии. Чтобы перевезти из Средней Азии хлопок в Иваново или в Москву на ткацкие фабрики, паровозу требовалось топливо — донбасский уголь или азербайджанская нефть.

И так было во всем. Ни одну работу не могли они сделать друг без друга.

А главное — мечта у них была общая: построить новый, справедливый и братский мир.

А разве можно разделить одну мечту на несколько частей!

30 декабря 1922 года собрался в Москве Первый Всесоюзный съезд Советов и решил образовать единый общий союз, где все будут вместе работать и станут равны, как братья.

«Нефть, которой Азербайджан питает все советские республики, не является достоянием лишь пролетариата Азербайджана, а является достоянием пролетариата всех советских республик», — так говорил в тот день представи

тель Азербайджана Газанфар Мусабеков.

И так же говорили о своем хлебе русские крестьяне, о своей продукции — рабочие Москвы и Петрограда, об угле — украинцы.

И решили они свою страну, свою общую Родину назвать Союзом Советских Социалистических Республик.

Империалисты не сумели победить советских людей в открытом бою.

«Ничего! — мечтали империалисты, потирая руки.— Разойдутся большевики по домам и перессорятся, передерутся — не сумеют разделить они мирно огромную территорию».

Но большевики и не подумали ее делить.

Наоборот, они объединились еще теснее. У них теперь был общий герб и первая общая конституция.

С тех пор Советский Союз стал могучим государством социализма — страной, в которой у всего советского народа одна общая Родина.

17