Костёр 1980-02, страница 7Яблочков засмотрелся на попугая. Словно почувствовав взгляд, попугай поднял веко и круглым зрачком уставился на дерзкого пришельца. «Странная птица», — подумал Яблочков и повернулся к продавцу. У продавца, толстого веснушчатого парня, по-видимому, болели зубы. Щека была повязана большим черным платком. Концы платка, завязанного на темени, торчали, как заячьи уши. «Попугай, черная повязка, — усмехнулся Яблочков. — Прямо таинственный остров какой-то», — и, чуть наклонившись к продавцу, вежливо спросил: — Могу я видеть Устинью Яковлевну Топову? Неожиданно раздался какой-то странный скрежет: будто два черепка потерли друг о друга. Это смеялся попугай. — Минуточку, — сказал продавец. — Минуточку... Он потрогал больную щеку, погрозил попугаю пальцем и скрылся во внутреннем помещении. Попугай перестал сотрясаться от смеха и, казалось, снова уснул. — Как зовут тебя, птица? — спросил Яблочков Карлуша, попугая. — Карлуша, — сказал попугай.— Карлуша... — Вот молодец! — восхитился Яблочков. Он не ожидал, что этот попугай . говорящий. — Ай да Карлуша! — Денежку дай Карлуше, — опять сказал попугай. — Карлуше... Карлуше. — С денежками у меня, брат, у самого туго, — засмеялся Яблочков, роясь в карманах. — Нету денежек, брат... Ау. — Устинья Яковлевна просит вас, — сказал продавец, появившись из внутренних комнат, и опять погрозил Карлуше. — Здравствуйте, — сказал Яблочков, войдя в маленькую, с большим зарешеченным окном комнатку, которую ему показал продавец. За столом перед раскрытой бухгалтерской книгой сидела средних лет женщина в очках и что-то записывала. Она поднялась из-за стола и протянула гостю руку. Здравствуйте, — сказала она. — Слушаю вас. Как было условлено, Яблочков сказал: — Мне нужен Доноди. Явку к Доноди дал Ногину Владимир Ильич. За те несколько дней в Мюнхене, которые он встречался с Ульяновым, Ногин многое узнал. Ульянов показал ему письмо от московского представителя «Искры». Письмо было подписано: «Ваш Макс». Ногин уже знал, что за этим именем скрывается известный революционер Николай Эрнестович Бауман. Он же—Грач. В своем письме Ульянову - Бауман сообщал адрес, по которому московские агенты могут найти его в Москве. «Вот адрес для явки ко мне: Арбат, магазин Келер, спросить Устинью Яковлевну Топову, а у нее спросить Доноди». Письмо было написано не буквами, а цифрами. И прочесть его стало возможным лишь после того, как с ним поработала секретарь «Искры» Надежда Константиновна Крупская. Первоначально строки выглядели так: «Вот адрес для явки ко мне: 3.2 2.6 4.1 13.2 5.1 10.3 8.6 9.3 3.2 3.7 5.5 8.4 3.1 4.3 4.2 14.3 8.5 15.5 18.1 10.9 10.7 3.3 6.3 спросить 5.2 2.3 15.1 2.11 4.12 3.6 10.1 8.11 5.2 5.1 16.3 15.6 16.5 1.2 5.2, а у нее спросить 7.1 6.3 7.3 6.5 7.1 10.9» Расшифровать такую запись без ключа практически невозможно. Ключом же обычно служило какое-нибудь стихотворение. Хотя могла быть и любая книга. Роман какой-нибудь. Или даже научная статья. — Если ключом является стихотворение, — объяснила Ногину Надежда Константиновна, — тогда все его строки сверху вниз нумеруются по порядку: 1-я, 2-я, 3-я й так до последней. Поняли? — Понял, — кивал головой Ногин. — В зашифрованной части письма, — продолжала объяснять Крупская, — номера строк стоят слева от точки. Цифры, стоящие справа от точки, обозначают порядковые номера букв, взятых из этой строки. Надежда Константиновна учила еще специальными, невидимыми чернилами, вписывались между строк в какой-нибудь разрешенной цензурой книжке или в обычном письме, где речь шла^ о самых невинных вещах: о погоде, писать Фразы например, о здоровье бабушки, о покупке нового платья. Стоило потом чуть подогреть такой листок над лампой, и текст появлялся, как по волшебству. В последний вечер Владимир Ильич и Надежда Константиновна наставляли: — Берегите себя. Чаще меняйте квартиры, паспорта... И помните, что главное сейчас для сплочения рабочих с революционерами в единую партию — это широкое распространение «Искры» в России. Наша с вами задача — сделать так, чтобы «Искру» читали на каждом заводе, на каждой фабрике, в шахтах, в железнодорожных депо, в мастерских. Надо, чтобы ее читали солдаты в армии, крестьяне в деревне. Ульянов крепко обнял его на прощанье... 5 |