Костёр 1980-05, страница 40

мины наверняка нет». Гляжу: кочка-красави-ца — зеленая-презеленая, точь-в-точь — как подушка. И — села на нее...

И вдруг она подо мной как-то резиново спружинила — что-то там внизу легонько щелкнуло и опять тихо!.. Обомлела — в голове только одна мысль: «Мина! Проклятая фашистская шпринг-мина! Мина-лягуха. Выскочит сейчас из-под земли на высоту половины человеческого роста и бабахнет».

Но ведь я ее придавила! Значит, по идее, не должна выпрыгнуть! Все это мигом сообразив, кричу на весь лес: «Ложись!» А эту команду на войне все выполняли без промедления — от солдата и до генерала. И тут мои спутники — те, кто впереди и сзади, моментально шлепнулись в грязь, закрыли головы руками и ждут, что будет дальше. А дальше... ничего не происходит. Только я на мине сижу, да на них поглядываю. Стали они приподниматься, шуметь возмущенно: «Чего озоруешь? Вставай!»

А я им в ответ хриплым голосом: «Братья-славяне, не могу встать. Я, кажется, на мину села! Выручайте, братишки! Сапера поскорей найдите!»

Прибежал сапер — молодой солдат с «удочкой-пищалкой»— миноискателем. Обошел мою кочку осторожненько и говорит:

Да, товарищ офицер, под вами какая-то железяка! Слышите, как воет миноискатель?

— Так мне что, — спрашиваю, — вставать?

Или как?

— Нет, сидите, не шевелясь! Она от любого пустяка может сдетонировать. Пойду поищу командира нашего. Он у нас на минах собаку съел.

Все мои спутники уже встали. Рассуждают, как девчонку с мины снять. А близко подойти не решаются: вдруг рванет, кому охота помирать, не дойдя до настоящей войны?

— Братцы-кролики, придумал! Давайте ей кинем веревку подлиннее: она уцепится, а мы издаля рванем. Враз с мины сдернем и ляжем: небось осколки лежачих не достанут!

— Где ты в лесу веревку найдешь,

— Братцы, снимай брючные ремни вай!

— А штаны как держать?

— В зубах держи!

Я возмущаюсь: «Довольно вам, мудрецы этакие! Командира ищите!..».

умник! связы-

Вместо командира прибежал еще один сапер, в форме Войска Польского. Тоже обошел мою кочку. Что-то сказал русскому парнишке, который его привел. А тот мне докладывает: — Командира пока не обнаружили. А вот что мы решили с паном поляком. Даже если под вами настоящая мина, то она уже не рванет, коль сразу не сработала. Не было случая, чтобы человек сидел на мине и не взорвался! Стало быть, вставайте, а мы с паном на всякий

О

случаи приляжем...

— Добже, паненка, добже,

соглашается

поляк.

— «Добже», «добже»! сти, передразниваю я.

забыв об осторожно-Погибать не хочу!

Командира давайте!

Наконец, появляется командир. Уставился на меня, как удав на кролика:

— Ты что, голова два уха, до конца войны тут собираешься сидеть? А еще — офицер! Я для кого трудился? Транспаранты собственноручно писал, упреждал?

Я молчу, только глазами хлопаю Перестал Опять

- виновата. «Ложись!».

ругаться, командует: кругом легли, как подкошенные. А он схватил меня за наплечные офицерские ремни, опрокинул носом в мох и прикрыл своим телом. И тут эта мина ка-ак выскочила!.. Ну, взрыв противопехотной мины не столь силен, чтобы оглохнуть, если даже останешься жив, разве что петухи в ушах запоют. Поднимаюсь, охлопываю себя со всех сторон — вроде бы невредима. Вижу — ребята в ладоши хлопают, поздравляют, саперный командир мне снова мораль читает. А я ничего не слышу, ровным счетом ничего! В конце-концов он убеждается, что я начисто оглохла, вытаскивает из своей планшетки полевой блокнот и пишет красным карандашом такую записку:

«Настоящим удостоверяю, что сия молодая разиня в офицерской форме, сидела верхом на шпринг-мине и была с таковой благополучно снята. Подобных случаев в моей практике еще не было. Майор Иванов».

Вот какое ЧП произошло со мной на прифронтовой тропе. Это ли не приключение? А война мне и по сей день снится: то я на мине сижу, то от фашистов со страшной силой отбиваюсь, то пальцы намертво прикипают к рукояткам пулеметным. Так страшно, как не было и наяву на войне.