Костёр 1981-12, страница 6

-НАШИ КОРРЕСПОНДЕНТЫ НА БАЙКАЛО-АМУРСКОЙ МАГИСТРАЛИ

Человек с лязгом захлопнул капот машины, поднял голову и огляделся. Сопки были немы и бесстрастны. Их серые, будто покрытые лишаем, склоны выдвигались из белесой ночи.

Человека звали Дима Македонский, и он понял, что в темноте ему не разобраться, почему стала машина. Мороз хватал даже под полушубком в бригаде это называлось: «довольно холодно», когда температура падала за пятьдесят.

От поезда он успел отъехать километра три. До места укладки, он прикинул, оставалось километров пятнадцать. Большая часть пути шла по реке, где ветер слизал со льда весь снег. Македонский понял, что в такой мороз эти пятнадцать километров ему не преодолеть.

Он пошел, а потом и побежал по своей колее назад.

Минут через сорок мелькнула светящаяся строка окон поезда. Ноги сами остановились. Дима представил, как бригадир Шпеньков осмотрит его с головы до ног, скажет:

Сперва у тебя укладчик с рельсов сошел, потом машина сломалась, теперь до своих людей не можешь дойти? Ну что делать, давай тогда вместе пойдем.

Дима почувствовал жгучий стыд.

Он подумал, как ужасно Шпеньков ошибся в нем. Ведь бригадир брал в поезд только тех, кто хоть что-то умел делать руками. Дима же не умел ничего. Тем не менее Шпеньков взял его, предложил вы

брать его комсоргом, потом доверил самостоятельно вести укладку. А он?..

Дима круто повернулся и, не оглядываясь, пошел в снежную ночь. Нет, не унизится он больше перед Шпеньковым, не станет перед ним с виноватым и растерянным видом. Он скорее замерзнет на пути к обглоданной взрывом сопке, где сошел с рельсов укладчик и где ждут его люди...

Окончание. См. «Костер» №№ 10, 11, 1981 г.

ШПЕНЬКОВ

Шпеньков стоял у окна, смотрел на толпу, которая под рев музыки бешено дергала коленями и локтями, и не видел ее. Он был занят своими соображениями. И эти соображения касались того, что до восьми утра необходимо во что бы то ни стало перейти ущелье реки Дюгобуль, и того, что надо достать еще один вагон, и того, что надо в конце концов найти время и прочитать мешок писем от желающих попасть в «знаменитый поезд» Шпенькова, и того, успеют ли взрывники сделать в склоне сопки «полку», по которой пройдет железная дорога...

Были еще десятки вопросов, которые, как часовые, стояли в его голове. Что-то неясное его тревожило, но он никак не мог осознать, что именно.

Казалось бы, чего тревожиться? За шесть лет работы на БАМе основные вопросы он вроде бы успел решить: создано главное — поезд! — занавесочки, блестящие от чистоты и краски вагоны. «Живете, как боги!» — сказал ему бригадир укладчиков Западного

участка Юрий Бондарь, приехав посмотреть, как работают его соперники в Приамурье.

«Живем как боги! — едко подумал тогда Шпеньков. — Потому что работаем как боги! Ржавые, с выбитыми стеклами, выброшенные вагоны сами отыскали fia путях, своими руками вернули вагонам новорожденный праздничный вид».

Но и это не было главным — поставить на пути комфортабельный экспресс. Экспресс должен мчаться, а для этого нужна такая команда, чтобы без устали в любую погоду, днем и ночью могла тянуть стальные пути на Запад.

И Шпеньков создал такую команду. В эту команду попали люди всякие. И как выяснилось в дальнейшем, некоторых требовалось перевоспитывать. Шпеньков чуть ли не каждый вечер беседовал по душам. Успеха это не принесло. Тогда он стал использовать свою сержантскую практику и стал, как в армии, давать внеочередные наряды за плохо убранную койку, за нечеткое выполнение приказаний и даже за неряшливый вид. Наказание было одно — ночь на кухне чистить картошку. «Что он себе позволяет!» — возмущались начальники. «Самодур!» — шептались наказанные.

Вся эта педагогика надоела и самому Шпенькову, и он пошел на крайнюю меру — выгнал двоих. Уже на другой день Шпеньков поразился такие все стали воспитанные. Ни поучительных бесед, ни нарядов больше не требовалось. Бригада стала понимать его с полуслова.

4