Костёр 1982-01, страница 25

Костёр 1982-01, страница 25

В НАШЕМ классе была своя красавица, три отличницы, скрипачка, девочка, которая хорошо* танцевала, и другая — которая на всех вечерах читала стихи и даже изображала Татьяну Ларину в инсценировке «Письмо Онегину».

Света Воробьева не была красавицей, отличницей и скрипачкой, на вечерах она не танцевала, не пела, стихов не читала. Но почему-то именно на нее и хотелось смотреть Славе Никитину.

Волосы у Светы Воробьевой светлые, пушистые. Смеется она негромко и очень хорошо, будто колокольчики звенят.

Слава на нее смотрел на географии, на немецком, на истории, на алгебре — на всех уроках.

Когда на сцене Тоня Савицкая в длинной ночной рубашке писала гусиным пером письмо Онегину, Никитин опять пялился на Светин затылок. А когда Тоня прочла: «Другой! Нет, никому на свете не отдала бы сердца я!..» — Воробьева вдруг обернулась к Славе и, встретившись с ним взглядом, покраснела и опустила глаза.

Он провожал ее до дома. Правда, она не знала об этом, потому • что он шел позади, только чтобы видеть красную Светину куртку.

Хорошо бы позвать ее в кино или вместе погулять по весеннему Ботаническому саду.

Его мечты оборвались на уроке физики, когда учительница сказала:

— Никитин! Советую тебе смотреть на доску, потому что формулу я написала не на Воробьевой!

И пошло-поехало. На перемене Витька изрек:

— На Воробьевой формула не записана!

Подлая Тонька Савицкая в очереди в буфет прошептала за спиной: «Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать».

Когда Слава шел из школы со своим лучшим другом Димой, тот спросил:

— Зачем мы идем по улице, если нам ближе через двор? Чтобы держать в поле зрения Воробьеву?

На другой день Слава запустил Воробьевой в волосы шарик прошлогоднего репейника. Она обернулась, посмотрела на Славу прямо и удивленно.

Теперь Слава постоянно думал о том, как бы защитить свою честь. Дать Витьке в ухо? Тогда уж точно все скажут: «Никитин влюбился в Воробьеву». И посыпятся новые издевательские шутки.

В Ботаническом, в круглом пруду, проснулись и голосили лягушки. Слава поймал лягушку, показал ее мальчишкам, а потом сунул в портфель Воробьевой. На уроке класс вздрогнул от визга. Даже предположить трудно, что так могла визжать девочка, у которой смех похож на тихий перезвон колокольчиков.

Витька стал с интересом поглядывать на Славу, Дима больше не вспоминал Воробьеву, потому что домой они ходили как обычно — через двор. А в кино опять показывали приключенческий фильм, и хорошо бы пригласить на него Свету. Последнее время у нее были очень печальные глаза.

В гардеробе Слава толкнул Свету. Зачем? Наверное, затем, чтобы Витька видел, чтобы Тонька видела... Совсем легонько толкнул, а она заплакала. Тогда к Славе подошел Боря Машурин и сказал:

— Еще раз тронешь Воробьеву — не поздоровится!

Слава онемел, но не от стра

ха, а от наглости. Боря был небольшого роста, худенький паренек. А Слава занимался самбо.

Света торопливо надела красную куртку, схватила портфель, но Боря ее окликнул:

— Подожди, пойдем вместе!

Воробьева стояла на виду у всех и ждала, пока оденется Боря. Он открыл перед ней дверь, и они ушли. И никто почему-то ничего не сказал.

Слава чувствовал себя скверно. Хотел написать Свете письмо, все объяснить, но не мог найти слов. Думал подраться с Машуриным, но честной драки здесь не вышло бы: либо бить его, либо не защищаться. Первое — подло, второе — глупо.

Очень грустный бродил Слава по Ботаническому саду, где живут цветы и птицы, которых нет в других садах города. Слава разговаривал с Воробьевой, будто бы она шла рядом, объяснял, что всегда относился к ней хорошо, просто очень хорошо. И когда репейником бросался, и когда лягушку подсовывал в портфель. Но тут он услышал нежный перезвон колокольчиков и сразу же заметил впереди красную куртку.

Света и Боря обошли круглый пруд и поднялись в беседку. Они о чем-то разговаривали, и Света снова смеялась. А Слава пробирался кустами, стараясь уйти незамеченным.

Е. МАТВЕЕВА

21