Костёр 1982-04, страница 26

Этой зимой вновь в редакцию (уже в третий раз!) съехались со всей страны молодые писатели, те, кто пишет для вас, ребята. На семинаре (а такие собрания называются семинарами) читались рассказы, стихи, сказки. И вот с этого номера мы начинаем печатать лучшие из них. Если рядом с фамилией автора увидишь

нарисованное перышко, знай, автор

участник семинара

РАССКАЗ

Валерий ЗОЛОТУХА

Наши отцы были шахтерами. Тогда, в детстве, казалось, что они всегда жили здесь и всегда были шахтерами, а потом появились мы, чтобы видеть это сероватое небо, укрывшее собой, словно добрыми ладонями, нашу серую землю, наши дощатые дома и бесчисленные острые вершины терриконов, чтобы дышать кисловатым, с запахом жженого угля воздухом.

Но не всегда наши отцы были шахтерами, у них было свое детство в брянских и калужских деревнях, а сюда, в Подмосковье, они приехали сразу после войны, чтобы строить шахты и работать на них, добывать уголь, обогревать города.

В нашем двухэтажном доме, обитом выцветшими и посеревшими от солнца, дождей и серой угольной пыли досками, было двенадцать квартир, и в каждой был свой отец и работал он шахтером.

Работа в шахтах не останавливалась, и отцы наши работали то в первую смену — с утра, то во вторую — с обеда, то в третью — в ночь.

Если отцы работали в третью смену, в доме и возле него днем наступала тишина. Тогда было легче оторваться от дома и податься куда глаза глядят, даже туда, куда ходить запрещалось строго-настрого — на городскую свалку, километрах в двадцати от нас. Походы обязательно заканчивались драками с местными пацанами, которые законно считали свалку своей.

Но мы почему-то никуда не уходили, а слонялись без дела по двору, без конца заходя домой, то попить воды, то спросить что-нибудь у матери. Когда пили, кружки почему-то обязательно гремели по ведру, и матери, ругаясь шепотом, в который раз выгоняли нас на улицу.

Если отцы работали в ночную смену, днем они спали.

Но однажды они не легли спать... Лежала на земле теплая осень и лениво и ласково гоняла в прозрачном воздухе паутину. Отцы как-то быстро и незаметно собрались вместе и пошли по дороге, по которой мы, пацаны, ходили чуть не каждый день: сначала по линии, а дальше по длинной чужой улице, где стояли дома — к старой тополиной посадке. В той посадке играть было неинтересно — деревья слишком большие и редкие, чтобы в них прятаться, но маловаты, чтобы по ним лазать.

С лопатами в руках, отцы походили по посадке,

выбирая деревья. И, выбрав и поплевав на руки, начали копать. Никто не разговаривал, и мы стояли кучкой и молча смотрели. Ветра совсем не было, а солнце грело, как в августе. Отец остановился, снял рубах/ и остался в синей майке.

— На, подержи,— сказал он.

Я подбежал и взял рубаху. Это была старая отцова рубаха в клеточку. На спине она была мокрая от пота и пахла отцом. Я закинул рубаху за спину и подошел к пацанам. Они смотрели на меня.

— На-ка, Сергей Петров, подержи,— улыбаясь,

сказал отец Сергея. Он был веселый и часто при всех называл сына так, по фамилии-отчеству. Сергей торопливо подбежал и тоже взял отцову рубаху. Потом у всех оказались в руках отцовы рубахи.

Деревья были большими, и корни у них оказались глубокими, они цеплялись за землю своими корявыми, живыми и цепкими пальцами, не хотели из нее уходить. Все корни никак нельзя было выкопать, и тогда отцы стали их рубить лопатами.

— Ух! Ух!—ухали отцы. Деревья молчали,

но вздрагивали...

Уже ничто не держало деревья в земле, и отцы положили их на края ям, воткнули в землю лопаты и закурили, отдыхая. Они курили молча, посматривая то на деревья, то на нас, то просто вдаль, туда, где солнце уже приближалось к террикону.

Деревья были тяжелыми. Отцы помогли их взвалить друг другу на спины и, сцепив за ними ладони, понесли.

Деревья были тяжелыми. А чтобы быстрее донести тяжелое, надо быстрее идти. Они шли быстро, ни разу не остановившись, так быстро, что мы не шли, а бежали рядом. Каждый рядом со своим отцом. И я бежал рядом со своим, иногда забегая вперед, оборачивался и видел его напряженное лицо, вздувшуюся жилку на виске и капли пота на лбу. А за спиною его покачивалось целое дерево. Корявые его корни скреблись по земле, оставляя на ней дорожку,

а над головой отца дрожали и испуганно шептались желтые монеты листьев.

22