Костёр 1982-10, страница 19

ОДНАЖДЫ

ШИШКИНО

и

ВЕСНОЙ

Т. ЧИНЛРЕВА

ПОВЕСТЬ

Рисунки Ю. Шабанова

Глава 8

Все не-

У крыльца Алексея Петровича Девяткина встретили два ведра,с водой.

— Вот! — обратился он к ведрам. — приятности происходят оттого, что человек все привык делать наполовину.

Этой мыслью он решил поделиться с Димой. Чтоб на ус мотал. Только Димы дома не оказалось. Это рассердило Алексея Петровича. Он подумал, что Дима убежал играть с товарищами.

Тогда Алексей Петрович решил, что воспитывал сына до сих пор не совсем так. И чтобы исправить ошибки в воспитании, приготовил свой старый солдатский ремень и повесил его на видное место — на гвоздик под часами.

После этого он сел напротив ананаса и приготовился ждать.

Через час примерно в дверь робко постучали.

«Боится! — сам себе сказал Алексей Петрович. — Раньше влетал так, что дверь едва удерживалась на петлях, а теперь стучится!»

Стук повторился.

— Будто ты не знаешь, что дверь незаперта!— строго крикнул Алексей Петрович.

Дверь осторожно отворилась, и на пороге по явился разносчик телеграмм Иван Маркелыч Бурков.

— Заходи... — удивился Алексей Петрович и смущенно снял с гвоздика ремень и спрятал за спину. — Ты чего?

— Телеграмму принес. — сказал Иван Маркелыч и начал хлопать себя по карманам, прислушиваясь, в каком же из них лежит телеграмма.

— Какую телеграмму? День рожденья у меня летом...

Но Иван Маркелыч уже протянул сложенный вчетверо телеграфный бланк.

Бухгалтер Девяткин разворачивал его осторожно, будто боялся, что там вместо черных букв окажется паук или сороконожка.

Брови его поползли вверх, и волосы, если бы не прическа «ежик», можно было бы сказать — встали дыбом.

Бухгалтер Девяткин потряс головой и попросил Ивана Маркеловича:

— Прочти ты, я ничего не понял!

Иван Маркелыч надел очки и голосом диктора «последних известий» прочел:

— Воды принес тчк уехал на БАМ тчк не беспокойся устроюсь напишу тчк Дима.

И от себя добавил:

— Надо ему уши надрать...

Бухгалтер Девяткин не был готов к тому, что его сын Дима уехал. Он не знал, как себя в таком случае надо повести. Побежать следом? Сесть и заплакать? Выпить валерьянки?

Он подумал и сказал:

— Иван Маркелыч, может, выпьем чаю?

— Давай! — удивился Иван Маркелыч. — Мне спешить больше некуда. Твоя телеграмма последняя.

Алексей Петрович поставил на плитку чайник. Достал из буфета банку, голубичного варенья, которое по осени сварил сам, и бублики с маком. Сел напротив гостя, подперев руками голову.

— Иван Маркелыч! А ты как в школе учился?

— Учился.... — ответил разносчик телеграмм, сметая в кучку хлебные крошки, рассыпанные по клеенке. — По-разному. Четверки, тройки... Пятерки редко.

— И у меня редко. А двойки были... Меня отец за двойки драл... В принципе, в двойках ничего страшного нет, если они редкие.

— Ничего страшного! — согласился Иван Маркелыч. — Меня сейчас на работе уважают.

— И меня. В прошлом месяце премию дали. А двойки у меня больше по пению были. У меня слуха нет.

— А у меня есть. Я в армии запевалой был. Ты не расстраивайся...

— Я не расстраиваюсь... Мне шесть лет в войну было, когда я пешком с деревянным автоматом на фронт пошел. Спросил у какого-то красноармейца: «Если идти прямо-прямо, то попадешь на фронт?» Он сказал: «Попадешь». Меня мать на другой день на лошади догнала возле деревни Гуселка. Там все пели и плясали. Мать думала, что люди с ума сошли. А оказывается, это уже была победа. И сейчас бы пешком на БАМ ушел, если бы мне было не за сорок лет, а поменьше...

Ну, знаешь...

сказал Иван Маркелыч и

Продолжение. См. «Костер» № 9, 1982 г.

больше ничего не смог сказать.

— А что? — Алексей Петрович, спохватившись, снял с плитки закипевший чайник и стал разливать в чашки чай. — Ну и что ж, что мне за сорок? Это ведь не семьдесят. Если я на БАМ уеду, ты возьмешь мой ананас?

— Могу... — Иван Маркелыч ничего не понял. — Мне что, — сказал он. — Поставлю на окошко. Поливать буду...

— Спасибо тебе. А то ведь ананас дело такое — с собой не возьмешь. А бросить жалко.

— Может, в милицию сообщить? — неуверенно спросил Иван Маркелыч.

14