Костёр 1983-02, страница 41очередь? Все должно быть честь по чести!» Автомобиль был в те годы большой редкостью, и каждая такая поездка была событием. Иногда я ревновал отца к своим приятелям. Мне думалось, что он мало обращает на меня внимания и даже придирается. Однажды я принес из дома в школу чучело крокодила. Мы проходили пресмыкающихся, а в кабинете зоологии такого экспоната не оказалось. Крокодил был двухметровой длины, его можно было потрогать руками и, конечно, он всем очень понравился. И я решил: пусть он остается в школе. Но вскоре мне стало жаль такое сокровище, и я забрал его домой. После этого отец несколько дней со мной не разговаривал. Затем призвал к себе в кабинет: «Что же получается? Сперва — даришь, потом берешь обратно? Люди подумают: ты — жадина! Понимаешь, что натворил?» Я хотел оправдаться. Напомнил, что взял чучело без спроса. Но отец возвысил голос: «Я уж не говорю о твоем самовольстве! Но глупость глупостью не исправляют! Понял?» Да, он был справедливым по большому счету. Помню, как в разговоре с Александром Ильичом Егоровым, будущим Маршалом Советского Союза и большим почитателем тяжелой атлетики, отец с горечью говорил: «Вот пишут в газетах, что Иван Максимович Поддубный — непобежденный чемпион! Но Ивана Васильевича Шемякина тоже никто не клал на лопатки! И единственная встреча между ними, сам свидетель, закончилась вничью! Спрашивается, почему забыли Ивана Васильевича? Разве это порядок?» Шли годы. А феноменальная сила Якова Авраамовича. казалось, не убывала. По-преж-нему цирковые афиши приглашали зрителей на его выступления. Как вдруг случилось несчастье. Во время одного из выступ лений атлет сломал ногу. Перелом оказался таким тяжелым, что ходить он смог только через год, да и то с палочкой1. Все понимали: в цирке ему больше не работать. Вздыхали, сочувствовали, предлагали идти на пенсию — другого выхода не было. В ответ Яков Авраамович только скрипел зубами и до поры до времени помалкивал. А затем настал день, и отец решительно заявил: «Лучше начинать, чем кончать. Можете поздравить: буду начинающим киноактером!» Оказывается, его взяли работать в «Белгоскино», на киностудию. Хорошо помню, как он увлеченно рассказывал о своей новой работе. «Ну, приехали в Минск. Мы там кинокартину ,,11-е июля" снимали. А роль дали маленькую, делать особенно нечего. Я и говорю режиссеру Таричу: ,,Юрий Викторович, давайте шефское выступление на стадионе устроим. Сбор — в пользу испанских детей. Каждый из съемочной группы — со своими номерами. А у меня — силовые; решил пропустить через себя грузовики с народом". Тарич согласился. И в назна- 1 Случай, о котором упоминает Даниил Яковлевич, произошел во время выступления его отца в Измайловском саду Ленинграда. Дело было так. Когда атлет выполнял силовой номер, рухнули доски сцены. И здесь я бы хотел обратить внимание читателей на два важных обстоятельства. Во-первых, травмы могло не быть, если бы атлет в этот момент сбросил с плеч свой тяжелый груз. Яков Авраамович не мог так поступить — он держал на плечах не только стальную балку, но и тридцать человек, которые пытались ее согнуть. Бросая рельсу, он бы покалечил этих людей. Во-вторых, всю вину за случившееся Чеховской взял на себя. Узнав, что организаторы этого выступления могут пойти под суд, он заявил: «Сам виноват. Видел же, что забыли привезти мою технику безопасности и мог отменить этот номер. А тут публика начала хлопать. Словом, понадеялся на «авось». Своей техникой безопасности Яков Авраамович называл большой, сколоченный из дубовых досок и обитый железом ящик, стоя на котором, он выполнял силовые номера. ченный день публики на стадионе собралось видимо-невидимо. Пригнали три автомашины. Я шоферам объяснил, чтобы ехали через меня по доскам и скорости не переключали. Лег на спину. Земля горячая, пылью пахнет. Машины добровольцами переполнены. Ладно, сам напросился. Давай! И проехали за милую душу. Как видишь, живой. Со стадиона отпускать не хотели...» В том, 1937 году, Якову Ав-раамовичу исполнилось 57 лет. И это шефское выступление было его последним подвигом. Как ни старались врачи, а с ногой становилось все хуже и хуже. И все чаще и чаще видел я отца лежащим на диване с книжкой в руках или сидящим на лавочке во дворе и о чем-то беседующим с ребятами. А потом началась Великая Отечественная война. Узнав о моем решении идти на фронт добровольцем, отец ответил: «Сам бы с тобой пошел, да нога не пускает. Но, может, она поправится, как думаешь?» В августе 1941 года, находясь в армии, я получил извещение, что отца не стало. Он умер от разрыва сердца. И поверить в это было почти невозможно. Но человек, который многие десятилетия восхищал людей своей богатырской силой, в грозный для Родины час не мог перенести свою неожиданную беспомощность. Он все мог, но только не это.2 2 Как известно, все рекорды недолговечны. Но одно из достижений Якова Авраамовича до сих пор кажется просто фантастическим. В 1913 году, выступая в Михайловском манеже — ныне это ленинградский Зимний стадион — атлет пронес на вытянутой руке шесть солдат-гренадер! Это был настоящий триумф силы и величия русского человека! Представляете, полтонны на одной руке! И в последующие годы, до самого конца своих выступлений, знаменитый Якуба с успехом демонстрировал этот удивительный номер. Я прожил в спорте долгую жизнь и лично знаком со многими чемпионами и рекордсменами мира. И знаю, никто из них не обидится, если скажу: «Да, были люди в наше время!» |