Костёр 1983-05, страница 12

прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии».

Но предательство уже не может остановить восстание. Ленин твердо верил в победу революции. Он заканчивает письмо призывом: «Теснее сплотим ряды, — пролетариат должен победить!»

Однако и Временное правительство не дремлет. Получив от предателей весть о готовящемся восстании, оно вызывает с фронта казачьи части, направляет отряды юнкеров разводить мосты...

И вот теперь, когда дорога каждая минута, когда промедление грозит гибелью, он, Ленин, должен чего-то ждать, опасаясь, что его могут схватить и узнать юнкера... И это в то время, когда восстание уже почти началось...

Владимир Ильич надел пальто, приладил поверх парика кепку. Подошел к зеркалу. Вгляделся.

Коренастый, крепкий рабочий с небрежно торчащими из-под кепки волосами проницательно и чуть хитровато смотрел на него. Владимир Ильич протянул изображению руку:

— Будем знакомы. Иванов Константин Петрович.

Довольный осмотром, Владимир Ильич прошелся по комнате. Нет. В таком виде его никто не опознает.

Вернулся Рахья. Владимир Ильич бросился к нему.

— Ну что?

— Красногвардейцы кое-где уже прогнали юнкеров и сводят мосты.

— Так, — сказал Владимир Ильич, — замечательно! Как видите, я готов. Идем в Смольный.

Рахья виновато развел руками.

— Вам не разрешают. Считают: покидать квартиру небезопасно. Как только положение в городе прояснится, пришлют охрану и доставят вас в Смольный.

— Безумие! — возмутился Владимир Ильич. — Ни минуты больше не задержусь здесь.

— Владимир Ильич, я не могу нарушить приказ ЦК партии.

— Так-таки и не можете, — с некоторой иронией в голосе сказал Ленин. — И правильно, что не можете. И я, к сожалению, не могу. Хорошие бы мы были с вами руководители, если б сами нарушали партийную дисциплину.

У Рахьи отлегло от сердца. Впервые за сегодня Владимир Ильич слегка улыбнулся.

— Вы думаете, что я сдался? Плохо же вы меня знаете, товарищ Эйно. Поскольку я, как и вы, не сторонник нарушения партийной дисциплины, я напишу еще одну записку в ЦК. Потребую отменить свое решение и разрешить мне перебраться под вашей охраной в Смольный.

Во второй половине дня вернулась хозяйка квартиры Маргарита Васильевна Фофанова. Рассказала, что видела своими глазами: Николаевский мост разведен. Красногвардейцам пока не удалось отбить его у юнкеров.

Владимир Ильич опять стал нервничать, пони

мая, что обстановка в городе меняется с каждым часом, что медлительность восставших губит революцию.

Владимир Ильич сел за стол, придвинул листок бумаги и стал быстро писать.

«Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно... Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив... юнкеров...

Нельзя ждать!! Можно потерять все!!»

Маргарита Васильевна ушла с письмом в Центральный Комитет партии.

Владимир Ильич опять остался один в квартире. Один — без всякой связи с происходящими в Питере событиями. С событиями, к которым он в течение десятилетий тяжелой, изнурительной, но окрыляющей работой готовил партию большевиков. Готовил, опираясь на великое учение Маркса, никогда не щадя себя, неистово борясь с отступниками, капитулянтами, разрабатывая стратегию и тактику партии, как великий первопроходец прокладывая путь' среди мрака, невежества, нищеты, насилия к счастливому будущему человечества...

Эйно Рахья опять вернулся с категорическим отказом.

Владимир Ильич возмутился.

Рассудительный, добрый Эйно Рахья впервые видел Ленина в таком состоянии. И тогда Владимир Ильич сказал: «Немедленно отправляемся в Смольный».

Эпилог

Еще металось между Зимним и Главным штабом угасающее эхо выстрела «Авроры», как мощное «ура» прокатилось по цепям атакующих. Тысячи ног застучали по брусчатке Дворцовой. Революционные войска начали штурм последней твердыни старого мира.

Спустя несколько часов, когда все было кончено, на «Аврору» прикатил самокатчик из Смольного. Измученный, весь залепленный мокрым снегом, он едва стоял на ногах, передавая Белышеву пакет.

— Ну как там, а? — спросил Белышев.

— Порядок, братки, — самокатчик достал платок и стал вытирать не то слезы, не то дождевые капли, покрывавшие его лицо. — Как говорится, полная полундра.

Столпившиеся вокруг матросы засмеялись.

Белышев разорвал конверт, посмотрел присланные бумаги и сопроводительное письмо и направился в радиорубку. Радист разложил перед собой бумаги, посмотрел на комиссара и включил передатчик. Минуту выждал.

— Сейчас нагреются радиолампы, — пояснил он на вопросительный взгляд Белышева и начал передачу.

И в эфир полетели написанные Лениным слова о Мире, о Земле для тех, кто ее обрабатывает, о первом на планете рабоче-крестьянском правительстве.