Костёр 1983-05, страница 30

Костёр 1983-05, страница 30

СТА

НЦИЯ Ж АРМ А

Юрий КАЛИНИН

РАССКАЗЫ

Рисунки Б. Аникина

Б УДИ ЛЬНИ К

В сорок первом году, после окончания транспортной академии мой отец получил назначение на Турксиб. Он тотчас уехал на место работы и мы — мать, я и две сестренки — некоторое время продолжали жить в Москве, а когда он за нами приехал, началась война. Родители спешно собирались в дорогу, прихватив с собою, что поместилось в руки, и мы много дней ехали пассажирским поездом вглубь страны, в неведомый Казах

скую войну на барахолке в Кисловодске. Его только что приняли на работу путевым рабочим и он боялся проспать свой первый рабочий день. Был он тогда еще совсем мальчишкой, но нужно было помогать семье, оставшейся без кормильца.

А в эти военные дни отец уходил на работу сосредоточенный, суровый, небритый. Паровоз уже стоял под парами... Но всегда при уходе отца из дому была минута, которую я ждал с замиранием сердца. Перед самой дверью, как бы спотыкаясь обо что-то, он останавливался,

стан, на еще более неведомую станцию Жар-ма.

С того дня, как мы со своими пожитками вошли в гулкую служебную квартиру, отца мы видели урывками, бывало и с недельными перерывами, когда он возвращался домой после многосуточной изматывающей работы на линии.

Маленькие сестренки не раз, украдкой от матери, пытались разбудить отца. Им, как всегда, хотелось повозиться с ним и было совершенно непонятно, как это можно спать среди бела дня, когда этого и вечером делать не хочется! Но отец спал так, что не чувствовал ни дерганья за руки, ни даже того, что ему зажимали нос. У него сейчас же открывались губы и он дышал ртом.

Просыпался он только по звонку будильника.

В назначенное время будильник взвывал хриплым противным звонком. От этого звука у отца срабатывал многолетний рефлекс. Он просыпался сразу, без тягучего перехода от сна к бодрствованию. Резко поднимался и начинал обуваться и одеваться. Пил обжигающий чай и спешил на работу, иногда забыв даже умыться.

Потом, уже после войны, он как-то признался мне, что купил этот будильник еще в граждан-

на секунду задумывался и вдруг оборачивался, устало улыбаясь.

— Ну, я пошел, тараканы... — говорил он нам, легонько трепал на моей голове волосы, а младших сестренок по очереди подбрасывал высоко под потолок, отчего они начинали радостно смеяться и визжать. Мы гурьбой повисали на отце и мать с трудом отрывала нас от него.

Из первых месяцев жизни в Жарме я больше всего и запомнил именно эти минуты да жестяной будильник, после звонка которого эти минуты и наступали.

Будильник был дешевый, что называется, пролетарский, без камней, с осями шестерен на смазке. Отец регулярно разбирал механизм, тщательно смазывал его специальным костным маслом из масленки, и каждый раз говорил одни и те же слова:

Теперь как новый!

Сколько я помню, в войну стрелка звонка, в те дни, когда отец отсутствовал, стояла на пяти часах. Мать поднималась в это время по утрам, и я только теперь могу себе представить, какие трудные, просто отчаянные часы выпадали ей на долю. Нужно было согреть печкой комнату,

27