Костёр 1983-08, страница 19

Костёр 1983-08, страница 19

ПТИЦА-ЧЕЧЕВИЦА

Николай СЛЛДКОВ рассказы Рисунки А. Ветрогонского

До чего славные бывают у птиц имена!

Ну, например, птица-чечевица. Или овсянка, просянка, коноплянка. Птица поганка — еще и рогатая! А пастушок, зяблик, юла? Неужели пастушок и в самом деле кого-то пасет? А зяблик все время зябнет? А юла — юлит?

Неужели так просто птиц распознать? Если пухленькая — то пухляк, если пестренькая — то пеструшка, если с хохолком — хохлатка? Зеленая — зеленушка, пищит — пищуха, ползает по

стволу — поползень? Не надо никакого определителя: увидел — и опознал? Кедровка — это та, которая орешки кедровые собирает. «Кедровка, кедровка, угости орешком!» Если кукует — значит, кукушка. «Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?» Кукушка тебе кукует, а ты считаешь и радуешься. Столько накуковала, что за это время не только птиц, а все на свете узнать успеешь.

Что за славные имена у этих славных птиц!

СИНИЧКА ОБЫКНОВЕННАЯ

Ну, что «синичка» — куда ни шло: крылышки у нее синеватые. Но что «обыкновенная» — не согласен. Какая же она «обыкновенная», если такая красавица! Грудка желтая, спинка зеленая, щеки белые, шапочка — черная. Да и может ли птица обыкновенной быть? Песнь и полет — это же чудо-чудное!

А тут еще вот что. Как-то попалась ко мне в западок синица. Я взял ее в руки, и она... умерла! Только что была живая и резвая, билась о прутья, щипала за пальцы с вывертом — и вот, умерла.

Я растерянно разжал пальцы. Синичка неподвижно лежала на раскрытой ладони кверху лапками. И глазок ее затянулся белым веком. Я подержал ее, погоревал да и положил на пенек. А что было делать? Но только я руку отвел, как синичка дернулась, вскрикнула, вспорхнула и улетела!

Ну какая же она «обыкновенная», если такая необыкновенная обманщица! Захотела и притворилась мертвой, захотела и ожила. И поминай как звали!

А звали ее, как вы помните, синица обыкновенная. Как теперь с нею быть? Что «синица» — не стану спорить. Но что «обыкновенная» — никогда не соглашусь. Не подходит к ней это имя — ну никак. Даже язык не поворачивается так назвать!

КУКУШКА

Лягушка-квакушка, утка-кряку шка, курица-квохтушка. Вот потому и кукушка — кукушка! Лягушка квакает, утка крякает, а кукушка — кукует.

«Ку-ку, ку-ку!» — кукует кукушка. Крылья приспущены, хвост приподнят — кричит на весь лес, не открывая клюва!

Никто не верит, что можно громко кричать, не разевая рта. Но это легко проверить: ну-ка, разиньте пошире рот и попробуйте крикнуть: «Ку-ку!» Ага, ничего не вышло! «Ку-ку» получится только тогда, когда губы вытянешь трубочкой, дудочкой. Или клювом кукушки...

Вот так и кричит кукушка — с закрытым ртом. Для песни выбирает звонкий лесок, чтоб голос звучал упруго и чисто. Есть, есть в лесу такие места: все там звенит — и птицы, и ветер! Там и считает кукушка чужие годы.

Уж и дроздам надоест свистеть, кусты утонут в ночном тумане, а она все кричит и кричит. Темное пятнышко на маковке елки, а над ним дрожит первая звездочка. Кричит кукушка и кланяется заре.

Ветерок подхватывает вечерний крик и несет его за зубчатую полоску леса. А оттуда, из далекого далека, отвечает ей другая кукушка. Моя на елке: «Ку-ку!», и та из-за леса: «Ку-ку!» Слаженно, дружно и точно в такт. Моя строит «ку-ку-ку!» — и та строит. Моя вдруг крикнет: «Хо!» — и чужая откликнется: «Хо!» И не собьется, не перепутает, не опередит. Такое у них согласие, словно и не кукушка откликается там за лесом, а эхо!

шшщ

и