Костёр 1984-02, страница 15

возвращались затемно. Так поступили и в последний день.

Подошли к палатке и нам показалось, что кто-то похозяйничал. Мелкие вещи разбросаны, посуда в беспорядке валяется у входа.

Несколько песцов, усевшись на ближнем пригорке, смотрели на нас.

— Да-а-а... Пошкодили они от души!— Перечень похищенного, запрятанного, попорченного с каждой минутой осмотра все возрастал: пропали брезентовые рукавицы, мыльница, портянки, деревянные ложки...

Полевую сумку с документами воришки выволокли из палатки и пытались куда-то утащить. К счастью, ремешок захлестнулся за оттяжку.

Невосполнимые потери понес вездеходчик. Голенища его яловых сапог валялись рядом с отгрызанными головками. Кому-то из песцов по вкусу пришлась телячья кожа, пропитанная, чтобы не пропускала воду, нерпичьим жиром.

Особенно беспокоило исчезновение бинокля, который лежал в рюкзаке у входа. Без бинокля — как без рук. Ни рекогносцировку провести, ни видимости на соседние пункты проверить. Всей бригадой искали пропажу. Долго. Обшарили все ямки, расщелины в камнях. Никаких следов. Отчаялись было, да уже под вечер неожиданно заметили торчащий из старой песцовой норы кончик ремешка. То-то было радости: нашелся! Переезд пришлось отложить — смеркалось.

За ужином слышим — рядом с палаткой тявкнул один «хулиганишка». Не сапоги ли прибежал догрызать? Сидящий у выхода повар вдруг увидел, как поползла наружу пропитанная жиром кухонная тряпка. Повар потянул ее на себя. Снаружи послышалось злое ворчание. В дверях показалась с белозубым оскалом мордочка. Сморщенный от злобы нос, помутневшие от жадности глаза. Песец буквально впился в аппетитную тряпку. Пострадавший вездеходчик вдруг перегнулся через ящик, служивший столом, и, крякнув, с оттяжкой, треснул деревянной ложкой в лоб песца.

— Н-на тебе за сапоги! Паррршивец!

Песец странно хрюкнул, голова метнулась в сторону и с воем исчезла. Поделом разбойнику. Пусть-ка с шишкой на лбу побегает.

Геодезический пункт в этом месте мы назвали «Песцовый».

ФИЛИНА ИЗБУШКА

Ручей полого сходил в море. Внизу, в стороне от спуска, у самого обрыва, притулился приземистый домик с пристройкой. Район этот уже давно не посещался людьми и домик давно заброшен, тем не менее для нас — это редкий подарок.

Вскоре вездеход наш остановился у избушки.

Избушка держалась бодро. Крепко сработанная из досок двускатная крыша, надежные углы и хорошо проконопаченные пазы между бревен будто не чувствовали времени.

Нумерованные римскими цифрами венцы домика говорили о том, что он привозной. Плавник для зимовки, даже если его много, берут редко. Пропитанные морской водой бревна в жарко натопленном жилье «слезятся» — обильно выделяют влагу, и в комнате становится душно и сыро.

Сорванная с верхней петли входная дверь скособочилась. У большинства промысловых избушек двери открываются внутрь, чтобы легче было выбираться из снежных заносов. Медведь же грешит привычкой открывать' дверь «на себя». Вот и выламывает...

Над косяком двери, ведущей из тесных сенцев в комнатку, крупно вырублено топором: «Я — ФИЛЯ». Вероятно, сам хозяин. Строкой ниже — год, не то постройки, не то заселения. Вот и вся биография. Разобрать можно лишь первые две цифры — 19. Третья то ли двойка, то ли тройка, а последней и в помине нет.

Когда заходишь в покинутое человеком жилье, возникает острое щемящее чувство, какое бывает, когда опаздываешь проводить того, кого больше никогда не увидишь.

Низкий, дочерна закопченный потолок с заплесневелой «матицей» — средней толстой балкой — прогнулся. Вместо русской печки — груда красных кирпичей, вместо трубы — квадрат голубого неба.

Давно сюда не входил человек.

Грубо обтесанные стены снизу были оклеены газетами и журналами, но лемминги, как хозяйственные мужички, пустили этот редкий для них материал вперемешку с сухой травой на свое жилье.

Кто такой Филя? Где найти ниточку к его судьбе?

Три гвоздя в углу напротив печки. Для иконы. Вместо кровати — слишком широкие для одного нары. Не для гостей ли неожиданных? А вот зарубки на балке группами по тридцать и тридцать одному. Календарь. Февраль с 28 зарубками я сразу опознал. Не трудно подсчитать: был здесь хозяин два года, восемь месяцев и два дня. Прибыл десятого июля, а уехал или ушел отсюда, по моим подсчетам, двенадцатого марта. Год неизвестен.

В сенцах устроена тесная, без окошка, кладовка. На вбитых в стены бамбуковых палочках — чего только не найдешь на морском берегу!— ржавеют связками песцовые капканы. Тут же части нарт и прелые кожаные алыки — шлейки собачьей упряжки. Рядом — низкая пристройка. Зимой ютились в ней собачки-работяги. Вот и же-

13