Костёр 1984-02, страница 26Мы делаем первый осторожный шаг по колючей стерне и впиваемся глазами в землю. Дело привычное — собираем потерянные при уборке колоски. Помогаем подшефному колхозу сдать хлеб государству. Идет война и каждый колосок в тылу — это все равно что патрон на фронте. По крайней мере, так утверждает военрук. Ему мы верим на слово. Он сам недавно вернулся с фронта. Их не так-то и мало, этих колосков. Мешочки, в которые мы их собираем, скоро заметно распухают и тяжелеют. За цепью ведет под уздцы лошадь военрук. Изредка останавливается. Нагибается. Подбирает и кидает на брезент пропущенные колоски. Привал через каждые сорок пять минут, как в школе на уроках. Мы садимся на пахоту и начинаем шелушить в ладонях колоски. Сдуваем мякину и с наслаждением жуем созревшее пшеничное зерно. Во рту оно превращается в клейкую, вкусную хлебную массу. Проглотил — и новую порцию зерна в рот. Часа за три колосков набралось не меньше как на половину борта кузова. Военрук вилами стал растрясать наш урожай равномерно по днищу. Вдруг истошный крик пастуха, тревожный рев шарахнувшегося в сторону стада, хлопки кнута. Военрук напрягся. — За мной! И, перехватив здоровой рукой вилы, бежит наперерез стремительно несущемуся за пригорком теленку. Мы плотной толпой бросаемся за ним, забыв о пахоте и стерне. Нам видна только голова и спина теленка. Но вот он круто повернул и помчался на нас. Выбежал на пригорок,и тут стало видно, как, нагоняя его огромными легкими махами, стелется матерый волчище. Прыжок — и теленок летит на землю с перерезанным горлом. Жертва еще бьется, еще дрыгает ногами, а волк уже рвет у нее мясо на груди, упершись в туловище сильными лапами. Военрук с ходу метает в зверя вилы. Тройчатки вонзаются в заднюю ногу. Волк, лязгнув зубами и взвыв, отскакивает в сторону и приседает. Свирепо скалит искаженную болью и злобой кровавую пасть. Военрук резко свистит, и мы тоже начинаем свистеть, кричать и улюлюкать. Волк пятится от нашего напора, поджимает хвост и, хромая, но все же быстро, кидается прочь. Пастух мечется по степи, сбивая телят в стадо. — Заходи! Заходи! — кричит нам военрук, жестами показывая, как надо это делать, чтобы помочь пастуху. Когда все успокоилось и телят собрали в стадо, выяснилось, что волки зарезали еще двух. Пастух — парнишка, казах лет четырнадцати,— утирает слезы и благодарно смотрит на военрука. — Испугался? Парнишка кивает головой. — Она из тот куста бежал! — показывает он рукой в сторону ручья. — Моя кнутом одного сбил. Спину попал. Больно! На месте крутился! — Почему без собаки? — Волк порвал. Собака один, волк много. Прошлый месяц. Без собаки не паси так далеко. Вода, трава! — показал на лощину кнутови щем пастух. — И волки! усмехнулся военрук. Ладно. Надо охотников сюда навести. Давай телят на бричку. Отвезем их председателю, а то дадут тебе жару за пропажу... Мы закатываем брезент с колосками к передку брички. На освободившееся место громоздим еще не застывшие тела телят. Копыта торчат над бортами в стороны. Эвакуированные отводят глаза. Картина для них непривычная... Возбужденные происшествием, мы громко рассказываем, кто что увидел, размахиваем руками и украдкой поглядываем на военрука. Еще бы! Теперь мы знаем, каков он был в бою! УРОК Весна сорок третьего была тревожной. Железнодорожники неделями не возвращались с работы. Дни и ночи на фронт шли составы с пушками и танками. Лозунг: «Всё для фронта, всё для победы!» — понимали все. Позже, летом, зачастили похоронки и стали возвращаться искалеченные мужики. Разворачивалась Курская битва... Именно в эту весну на далекой тыловой станции Жарма в Казахстане я понял, что человек может сделать все, даже такое, что поначалу кажется невозможным. И помог мне в этом наш школьный военрук. В тот день он как обычно вошел в класс и, сложив перед собой опущенные руки, ждал, когда в классе наступит тишина. И как всегда, кисть его левой руки прикрывала беспалую правую. Он стоял невысокий, русочубый, в выгоревшей гимнастерке. — Идем на сбор металлолома, — сказал он.— Вопросы есть? Какие могли быть вопросы, когда над каждой доской висел лозунг о фронте и победе? Металлолом мы собирали регулярно. Весной— после снегов, и осенью — перед снегами. Волокли к железной дороге всякий железный хлам: спинки от старых кроватей, лопнувшие ободы от тележных колес, бочковые обручи, дырявые оцинкованные ведра, стертые подковы, костыли со сбитыми шляпами, обломки рельсов и даже мятые листы истлевшего кровельного железа. Между классами шло соревнование: кто первым сдаст металлолома на целый танк. Собранное сбрасывали в кучи в двух местах: у тупика и у высоченной водонапорной башни. — Наша задача, — сказал военрук, когда мы подошли к тупику, погрузить металлолом в этот вагон. И тот, что здесь, и тот, что у башни. Вопросы есть? Мы побросали на землю сумки с учебниками и приступили к погрузке. Мы кидали через высокий борт грузового полувагона куски железа, которые с грохотом падали на металлическое днище. 24 |