Костёр 1984-02, страница 26

Костёр 1984-02, страница 26

Мы делаем первый осторожный шаг по колючей стерне и впиваемся глазами в землю. Дело привычное — собираем потерянные при уборке колоски. Помогаем подшефному колхозу сдать хлеб государству. Идет война и каждый колосок в тылу — это все равно что патрон на фронте. По крайней мере, так утверждает военрук. Ему мы верим на слово. Он сам недавно вернулся с фронта.

Их не так-то и мало, этих колосков. Мешочки, в которые мы их собираем, скоро заметно распухают и тяжелеют.

За цепью ведет под уздцы лошадь военрук. Изредка останавливается. Нагибается. Подбирает и кидает на брезент пропущенные колоски.

Привал через каждые сорок пять минут, как в школе на уроках. Мы садимся на пахоту и начинаем шелушить в ладонях колоски. Сдуваем мякину и с наслаждением жуем созревшее пшеничное зерно. Во рту оно превращается в клейкую, вкусную хлебную массу. Проглотил — и новую порцию зерна в рот.

Часа за три колосков набралось не меньше как на половину борта кузова. Военрук вилами стал растрясать наш урожай равномерно по днищу.

Вдруг истошный крик пастуха, тревожный рев шарахнувшегося в сторону стада, хлопки кнута.

Военрук напрягся.

— За мной!

И, перехватив здоровой рукой вилы, бежит наперерез стремительно несущемуся за пригорком теленку. Мы плотной толпой бросаемся за ним, забыв о пахоте и стерне. Нам видна только голова и спина теленка. Но вот он круто повернул и помчался на нас. Выбежал на пригорок,и тут стало видно, как, нагоняя его огромными легкими махами, стелется матерый волчище.

Прыжок — и теленок летит на землю с перерезанным горлом. Жертва еще бьется, еще дрыгает ногами, а волк уже рвет у нее мясо на груди, упершись в туловище сильными лапами.

Военрук с ходу метает в зверя вилы. Тройчатки вонзаются в заднюю ногу. Волк, лязгнув зубами и взвыв, отскакивает в сторону и приседает. Свирепо скалит искаженную болью и злобой кровавую пасть.

Военрук резко свистит, и мы тоже начинаем свистеть, кричать и улюлюкать. Волк пятится от нашего напора, поджимает хвост и, хромая, но все же быстро, кидается прочь.

Пастух мечется по степи, сбивая телят в стадо.

— Заходи! Заходи! — кричит нам военрук, жестами показывая, как надо это делать, чтобы помочь пастуху.

Когда все успокоилось и телят собрали в стадо, выяснилось, что волки зарезали еще двух.

Пастух — парнишка, казах лет четырнадцати,— утирает слезы и благодарно смотрит на военрука.

— Испугался?

Парнишка кивает головой.

— Она из тот куста бежал! — показывает он рукой в сторону ручья. — Моя кнутом одного сбил. Спину попал. Больно! На месте крутился!

— Почему без собаки?

— Волк порвал. Собака один, волк много. Прошлый месяц.

Без собаки не паси так далеко.

Вода, трава! — показал на лощину кнутови

щем пастух. — И волки!

усмехнулся военрук.

Ладно.

Надо охотников сюда навести. Давай телят на бричку. Отвезем их председателю, а то дадут тебе жару за пропажу...

Мы закатываем брезент с колосками к передку брички. На освободившееся место громоздим еще не застывшие тела телят. Копыта торчат над бортами в стороны.

Эвакуированные отводят глаза. Картина для них непривычная...

Возбужденные происшествием, мы громко рассказываем, кто что увидел, размахиваем руками и украдкой поглядываем на военрука. Еще бы! Теперь мы знаем, каков он был в бою!

УРОК

Весна сорок третьего была тревожной.

Железнодорожники неделями не возвращались с работы. Дни и ночи на фронт шли составы с пушками и танками. Лозунг: «Всё для фронта, всё для победы!» — понимали все.

Позже, летом, зачастили похоронки и стали возвращаться искалеченные мужики. Разворачивалась Курская битва...

Именно в эту весну на далекой тыловой станции Жарма в Казахстане я понял, что человек может сделать все, даже такое, что поначалу кажется невозможным. И помог мне в этом наш школьный военрук.

В тот день он как обычно вошел в класс и, сложив перед собой опущенные руки, ждал, когда в классе наступит тишина. И как всегда, кисть его левой руки прикрывала беспалую правую. Он стоял невысокий, русочубый, в выгоревшей гимнастерке.

— Идем на сбор металлолома, — сказал он.— Вопросы есть?

Какие могли быть вопросы, когда над каждой доской висел лозунг о фронте и победе?

Металлолом мы собирали регулярно. Весной— после снегов, и осенью — перед снегами. Волокли к железной дороге всякий железный хлам: спинки от старых кроватей, лопнувшие ободы от тележных колес, бочковые обручи, дырявые оцинкованные ведра, стертые подковы, костыли со сбитыми шляпами, обломки рельсов и даже мятые листы истлевшего кровельного железа.

Между классами шло соревнование: кто первым сдаст металлолома на целый танк.

Собранное сбрасывали в кучи в двух местах: у тупика и у высоченной водонапорной башни.

— Наша задача, — сказал военрук, когда мы

подошли к тупику,

погрузить металлолом в этот

вагон. И тот, что здесь, и тот, что у башни. Вопросы есть?

Мы побросали на землю сумки с учебниками и приступили к погрузке. Мы кидали через высокий борт грузового полувагона куски железа, которые с грохотом падали на металлическое днище.

24