Костёр 1984-03, страница 27

Для тех, кто долго лежит в больнице, приходят учителя из соседней с больницей школы. Приходят они и к Саше.

— Саш, ну-ка, хватит выступать, давай позанимаемся, — пытается строго начать Татьяна Владимировна.

— Та, эту алгебру, физику и химию я лучше по-украински понимаю. Татьяна Владимировна, не волнуйтесь! Я домой приеду, там вмиг разберусь!

— Саша, я...

— Татьяна Владимировна, я очень историю люблю. Вот хотите, я вам про Ивана Грозного расскажу, как он убил своего сына? Вы знаете, глаза безумные, вроде и убивает, и вроде, как сын... А кровь, кровь хлещет... Я много про это читал. Да и картина такая есть.

— Есть, Саша. Репин ее написал, — говорит уже совершенно растаявшая Татьяна Владимировна.

— Да, Репин. Я видел. Мы в тот год ходили, когда консультироваться приезжали. Там еще есть неподалеку черепа... Черепа... И вороны летают. Я потом бабушке рассказывал про это, так она даже рассердилась: «Так что ж, — говорит, — тебе на это смотреть? И так шальной, да еще черепа...»

— А кем ты быть хочешь, Саша? Я? Каменщиком, как отец. Только я не на

а мама сидела рядом. Саша ел «подарки» и слушал ее, улыбаясь.

Но вот прощание с мамой. Притихший Саша ищет, с кем бы поделиться, как трудна ее дорога, ведь еще от Никополя надо до поселка добираться... Он угощает ребят «подарками» и никопольскими, и московскими. Все очень вкусно.

— Ну, это еще что! Вот у нас, в Никополе... И вишней тротуары в Никополе устланы, и куры,

и гуси «в духовки не влазят» — такие большие!

— А семечки какие?! Это что! —

показывает

он на те, что грызет, что мама только что привезла. — У нас такие бывают!

И постепенно русоголовый и голубоглазый Мюнхгаузен из Никополя оживляется. Он идет по коридору, величаво осматривая все вокруг. Вот новенького везут. Один взгляд на позу прибывшего, у которого еще и гипса нет:

— Бедро? Нижняя треть? И смещение? На лыжах, небось? Плохо твое дело. Ну, ничего, вправют! Вот у нас в Никололе один пацан с трамплина прямо в прорубь угодил, прямо въехал в прорубь с разбегу. Так весь из суставов и повыскочил! Всего размотало! Ничего, собрали, да так, что теперь он в юношеской сборной Союза!

— Ты лучше поделись, как тебя самого «размотало»,'— улыбаясь, замечает медсестра Надя.

Ничего, ничего. Он у нас молодец, настоящий мужик, мужчина во всем, — говорит Алек-

стройке буду, а так, один, бродить по селам и сандр Александрович, Сашин врач, здороваясь строить, кому что надо, кому печку, кому дом... с ним, как всегда, за руку.

Говорит он серьезно, твердо. Он не объясняет, Саша медленно подходит к палате, почему это хорошо. Но всем это и %ак понятно. — Тише! — кричит Алеша, у которого науш-И даже Алеша, который еще до школы знал, что ники. — Ой, нет, ошибся! Там сказали: «Не в он будет поступать в «физтех» учиться на современного инженера, подумал, что, наверное, неплохо сначала немного поработать вот таким печником. Только, видимо, для этого надо будет в Никополь ехать. В Москве и Подмосковье, где он бывал на даче, он таких «бродячих» печников не встречал.

После больших выступлений Саша уставал, ложился отдыхать. Лежал он тихо, иногда засыпал и сразу становился совсем обычным, как все.

Особенно он изменился при встрече с мамой. Отмытый и переодетый, он лежал на кровати,

поле», а мне послышалось: «В Никополе»...

— Та не послышалось тебе. Там так и сказали. В старинном городе Никополе все готовятся к встрече пацана Сашко, прибывающего из столицы нашей Родины — Москвы, — поддерживает неистощимый Саша.

Все смеются, наперебой фантазируют, как будут встречать Сашу.

— Саша, ты почему борщ не съел? — прерывает его очередное выступление Надя.

— Ой, мамочки! Та вы хоть бы это борщом не называли! Вот у нас в Никополе...