Костёр 1984-11, страница 12

рону городской тюрьмы, провожаемая удивленными взглядами встречных.

Так они идут по Саратовской улице, потом через Базарную площадь. Небогатый торг стихает, люди сбиваются тесными кучками. До ребят доносится шепоток:

— За что они Левонтьиху-то?

— А счас и ни за что берут.

— Хорошо еще, коли в тюрьму, а коли на баржу поведут? На барже-то они как распоряжаются. Уж сколь народу в Обь поспускали живьем.

— Старуху-то за что на баржу?

— Они найдут за что!

— А это внуки ее, чё ли? — все сочувствующе смотрят на ребятишек. Какая-то женщина, украдкой вытирая слезы, сует им в руки по ржаной пышке.

Когда за бабушкой захлопнулась тяжелая дверь тюрьмы, внуки сели на землю и стали ждать неизвестно чего, пока часовой не прогнал их.

— Пошли отсюда, босота! Пошли, пошли... К бабке захотели? Могу подсобить! — зло хохочет он.

И ребятишки уныло поплелись домой.

Теперь они стали жить вдвоем. Встав пораньше, Нина варила картошку. Сложив ее в миску, добавляла кусочек сала, пару сухарей. Взявшись за руки, брат и сестра шли к тюрьме. Раньше-то Толя считал позором ходить за ручку с сопливой девчонкой, но теперь он остался в доме за старшего и должен был сестру защищать.

Возле тюрьмы они выстаивали по несколько часов в толпе ожидающих детей, женщин и старух. Когда открывалось окошко на первом этаже, подавали узелок усатому краснорожему солдату с лычками. Он торопливо выбрасывал порожние миски и котелки в окошко, и оно снова захлопывалось.

Толя перестал играть, целыми днями возился во дворе, колол дрова, что-то строгал или, уставясь в одну точку, думал о чем-то.

По вечерам приходили бабущкины знакомые. Сидели, пока ребятишки не заснут. Танина мама Настасья Васильевна хотела забрать ребятишек к себе, но они не согласились.

— Мама с папой вернутся, а нас нету, — сказала Нина. — Никуда мы не пойдем. Что, они нас будут по всему городу искать?

Если кончались сухари, Нина вынимала из сундука связанные бабушкой носки и несла их к Настасье Васильевне. Та на следующий день приносила мешочек сухарей, иногда с довеском, завернутым в обрывок газеты кусочком сала.

Так прошли сентябрь и октябрь. А партизаны все не приходили. Совсем ничего не слышно о них.

Истопив печку, Толя садился читать вслух книжки. Под монотонный шелест дождя и негромкий голос брата девочка училась вязать носки. Она нашла в сундуке несколько клубков шерсти и недовязанные носки.

А потом наступил ноябрь. Холодный ветер сечет

10

стекла ледяной крупой. Уныло завывает в печной трубе. В избе не очень жарко. Дети берегут дрова. Их осталось не так уж много, а впереди еще декабрьские и январские морозы, февральские и мартовские бураны.

Сегодня Нина одна. За окнами давно стемнело. Тонкий фитилек в масляной плошке скудно освещает горницу. Закутавшись в одеяло, девочка сидит на лежанке и, не отрываясь, смотрит в окно. Почему сегодня никто не пришел? И брат где-то пропал. Ушел на минуточку к Ваське Зубову и не вернулся, а уже и не минуточка прошла.

— И что за мальчишка? — сама с собой разговаривает девочка. — Куда запропастился?

ф

Голос звучит слабо и глухо, даже мурашки отче-го-то ползут по спине, и девочка замолкает, слушая вой ветра да сухой шелест ледяной крупы по стеклу.

В окне забелело смутно лицо.

— Толик! — вскрикнула Нина и побежала в сени. Торопливо отодвигает тяжелый засов. — Толик! — голос ее срывается, брату слышатся в нем слезы. , .

— Ну, чё ты, Нин? Ревешь-то чё? Тут я.

— Где ты был?

— Где надо, там и был. Ох, и замерз. Счас бы чего горячего!

— Щей похлебай. Они горячие, — девочка вытягивает из печи чугунок, наливает брату и себе.

— Ты чё, Нинка, так голодная и сидела? — ворчит Толик, впиваясь зубами в ржаную горбушку. — Ну и дурочка же!

— А я тебя ждала, — девочка жадно глотает пахучее варево. — Ну, как, вкусно?

— М-м! — брат одобрительно мычит и кивает лохматой головой. Проглатывая ложку щей, говорит: — Ух, вкусно! А ты знаешь, — он торопливо жует. — Я за Каменкой был в Слободке. Партизаны подходят. Там слышно, как за Родинской переправой стреляют.

— Правда? — девочка поперхнулась и закашляла. >

— Правда! — брат похлопал ее по спине.— Поперхнулась от радости-то. — Он уже нахлебался и собирается лезть на печку. — Ну, я погреюсь. Замерз чё-то, — мальчик стучит зубами. — Чё это мне так холодно? — накрывшись тулупом, он прижимается спиной к теплым кирпичам. — Я забыл... Нин, посмотри там в кармане. Васька медальон вернул.

Нина скручивает из кудельки новый-фитилек, подбавляет масла в коптилку, чтобы горела до утра, смотрит бутылку на свет.

— Совсем мало осталось, — по-старушечьи вздыхает она. Не раздеваясь, забирается на лежанку. В избе тихо. Дети спят. Только воет в печной трубе ветер и скребут по окнам ледяные дробинки.

...Когда девочка просыпается, в окна бьет какой-то непонятный свет. Нина подбегает к окну. Снег? На дворе, прикрыв все пушистым одеялом, лежит первый снег.

— Толя, вставай, снег выпал, — девочка заби-