Костёр 1984-12, страница 29

Двенадцатилетняя МАША ПАНИНА из Новосибирска увлекается рисованием и математикой. Ее общественная работа в школе — политинформатор. По просьбе Маши печатаем рассказ известного писателя-фантаста Рэя Брэдбери.

М

Р А С С К А 3

Рэй БРЭДБЕРИ

Рисунок В. Толкова

Первый свет на крыше за окном; самое начало утра. Листья на всех деревьях дрожат, пробуждаясь от любого самого легкого ветерка, который послан рассветом. И затем, издали, ло дуге серебристых рельсов приходит трамвай, баланси-

О

руя на четырех маленьких колесах стальной голубизны, и он окрашен в цвет мандарина. Эполеты мерцающей меди покрывают его и золотые трубки, и его хромированный звонок звякает, если старомодный вагоновожатый постукивает по нему сморщенным ботинком. Цифры над кабиной и по бокам яркие, как лимоны. Внутри прохлада зеленых сидений покалывает, как мох. Над крышей что-то похожее на кучерский кнут взметнулось и скользит по паутинке в кронах деревьев, из нее получает он электрический ток. Из каждого окна веет благовонием — всепроникающим синим и загадочным запахом летних бурь и молний.

Вдоль длинных, затененных вязами улиц дви-жется трамвай, одинокий, серые перчатки вагоновожатого, лежащие на рычагах, спокойны, неподвластны времени.

В полдень вагоновожатый остановил свой вагон посередине квартала и высунулся из окошка.

— Эй!

И Дуглас, и Чарли, и Том, и все мальчики и девочки квартала, увидев, как машет серая перчатка, попрыгали с деревьев, и бросили скакалки лежать белыми змеями на лужайках, и побежали, и сели на зеленые мягкие сиденья, и не надо было платить за проезд. Мистер Тридден, кондуктор, закрыл перчаткой щель кассы, в то время как трамвай двинулся дальше через тенистый квартал.

— Эй,— сказал Чарли.— Куда мы едем?

— Последний рейс,— сказал мистер Тридден, глядя на электрический провод над головой.— Больше не будет трамвая. Завтра пойдут автобусы. Собираются уволить меня на пенсию, вот

как. Поэтому — бесплатный проезд для всех! Осторожно!

Он потянул за медную рукоятку, трамвай застонал и свернул на бесконечную длинную кривую, и все часы в мире стояли на месте, как будто только дети и мистер Тридден и его волшеб

ная машина двигались по бесконечной реке, удаляясь.

Последний день?— спросил Дуглас, он был поражен.— Они не могут такого сделать! Они не могут снять трамвай! Смешно,— сказал Дуглас,— с какой стороны на это ни посмотри, автобус —

О

это ведь не трамваи. Автобус совсем по-другому шумит. У него ни рельсов, ни провода, от него не летят искры, песок не подсыпается под колеса, раскрашен совсем по-другому, нет звонка, подножка не опускается, как у трамвая.

— Да, верно,— сказал Чарли.- Мне всегда приятно становится, когда я вижу, как у трамвая ступенька выдвигается, словно гармошка.

— Точно,— сказал Дуглас.

А затем они доехали до конца линии; заброшенная тридцать лет назад колея уходила вглубь холмистой местности. В 1910 люди ездили на трамвае в парк Чессмена с большими плетеными корзинами на пикники. Рельсы все еще лежали, ржавея, среди холмов.

— Вот здесь мы разворачиваемся,— сказал Чарли.

— Вот здесь ты ошибаешься! —

- раздался щелчок, мистер Тридден включил аварийный генератор.

Трамвай, подпрыгнув и затем плавно скользя, пересек городскую черту, свернул с улицы и устремился в поля, минуя полосы душистого солнечного света и обширные пространства тени, где пахло сыроежками. Тут и там воды ручья затопляли рельсы, а солнце просачивалось сквозь деревья, как через зеленое стекло. Они скользили,

%

перешептываясь, по лугам, омываемым дикими подсолнухами, мимо заброшенных трамвайных остановок, где было пусто, если не считать конфетти, выбитого компостером из проездных билетов, следуя за лесным ручьем, они углублялись в летние просторы, а Дуглас говорил:

— Так вот, сам запах трамвая, он другой. Я ездил в Чикаго на автобусах, они пахнут подозрительно.

— Трамваи слишком медленны,— сказал мистер Тридден.— Собираются поставить автобусы. Автобусы по городу и автобусы для школьников.

Трамвай заскрежетал, останавливаясь. , Мистер Тридден передал вниз большие плетеные корзины с едой. Издавая радостные крики, дети помогли ему отнести корзины к ручью, который впадал в спокойное озеро, где стояла обветшавшая эстрада, подточенная термитами, рассыпающаяся в пыль.

Они сидели и ели бутерброды с ветчиной, и свежую клубнику, и клейкие апельсины, и мистер Тридден рассказывал им, как все было сорок лет назад: оркестр играл на этой изысканно украшенной эстраде по вечерам, музыканты вдували воздух в свои медные трубы, с палочки упитанного дирижера разлетались капли пота, дети и светлячки носились в густой траве, дамы в длинных платьях и высоких прическах ' «помпадур» ступали по дощатым дорожкам, звучащим как ксилофон, в сопровождении мужчин с тесными воротничками. Дорожки были видны и сейчас, с годами

23