Костёр 1984-12, страница 38

И тут мне в голову пришла мысль, которую я незамедлительно привел в исполнение.

Я снял с головы тюрбан, который к счастью был у меня из самого лучшего и прочного шелка, весь его размотал, затем скрутил и свил в тонкую, но надежную веревку. Одним ее концом я обвязал себя, а другим лапу птицы. Она и не проснулась—еще бы, ведь я рядом с нею все равно что муравей со слоном. План же мой был прост: она поднимется в небо — и я поднимусь; она полетит через море — и я полечу; она в Африку или в Индию — и мне хоть куда, лишь бы отсюда.

Так оно и было. Эта птица Рухх, подобно всем курам, тоже проснулась ни свет ни заря, поквох-тала и снялась с яйца. Она взвилась под облака, выше облаков, выше самого солнца — которое, впрочем, еще только поднималось. Я тоже взвился, я летел. Через моря (которые с этой высоты казались невеликими лужицами), через горы и снежные пики (похожие на смятый дастархан с рассыпанной кое-где солью), через желтые пустыни и зеленые земли (одеяло бедняка, сшитое из цветных лоскутов)... Сперва трепет меня охватил, я боялся упасть, погибнуть. Но потом высокие ветры продули мне уши, и новый страх овладел мною: ведь отсюда гораздо ближе до неба, чем до земли, и если аллаху угодно отправить меня на тот свет, то ему проще это сделать, даже не бросая меня на землю, а сразу, прямиком...

Но до чего же пустячными оказались все эти опасения — в сравнении с теми ужасами, что ждали меня впереди, притом опять-таки из-за собственного моего неразумия. Ведь я, привязавшись к этой птице, надеялся, что она унесет меня со своего дикого острова в места обжитые, людные. А мне бы подумать и сообразить, что не зря же она гнездится на забытых богом и людьми островах, и не случайно ее не видывали в обитаемых частях света. Эта птица Рухх — быть может, она сродни той рыбе-острову, она залетела к нам из тех дальних и давних времен, когда мир был еще новый, просторный, а все твари земные были огромные, могучие, не чета нынешним. Конечно, с тех пор мир постарел, измельчал — не для таких птиц он теперь, этот мир!.. Или она вообще с другой планеты, из иных миров, эта птица, как знать?..

Так или иначе, но вскоре я увидел под собой горную страну, совершенно безжизненную и пустынную, Птица опустилась посреди глубокого ущелья, я поспешил от нее отвязаться и, укрывшись среди камней, стал наблюдать. И что я увидел? Разгребая землю — опять же как курица на заднем дворе!— птица Рухх стала склевывать червячков, что водятся под камнями. Только валуны эти были величиной с дом, а червяки!.. Вглядевшись, я увидел, что это змеи-удавы, притом самый маленький длиннее самой высокой пальмы и толще меня — нынешнего, а не тогдашнего! Но вот птица, насытившись, ухватила клювом самую жирную змею и улетела с нею. А я, проводив ее взглядом, обнаружил, что ущелье замкнуто отвесными скалами такой высоты, что взгляд не достигает их вершины. И при всем при том вокруг только голые камни, ни травинка,

32 I

ни деревца, ни птички ни единой, ни даже козявки какой-нибудь. Только эти ужасные змеи. Которые, разумеется, давно пожрали все живое, что тут водилось. И питаются, понятное дело, друг дружкой, притом большие съедают меньших, так что остаются только самые громадные, которые в свою очередь истребляют сравнительно невеликих и оттого еще растут, растут... Конечно, я для них незавидная добыча, но даже если они и пренебрегут мною — о, все равно до чего же печальна моя участь! Окончить свои дни в этой унылой пропасти, помереть с голоду в этом проклятом сером каменном мешке! О! О!.. В отчаянии упал я на землю, и слезы мои омыли те самые серые камни, которые я только что проклинал. Омыли — и мне пришлось признать, что они не такие уж серые. Да, скорее, они белые, даже прозрачные,- как бы вроде стеклянные, или, пожалуй... алмазные^.. И тут вдруг откуда-то с небес прямо на меня свалился увесистый кусок мяса. Баранина! Потом еще шматок. И еще ломоть... Неужели всевышний посылает мне пропитание?.. Я поспешил укрыться под навесом скалы, потому что вослед пище всеведающий несомненно бросит и два-три полена дров, как же иначе?.. Но — ничего подобного. Ну, хоть пару лепешек кизяка! Не буду же я есть мясо сырым! Ну, ну!..

И тут я увидел в вышине несколько орлов стервятников — кружа, они снижались, нацелившись на мою баранину!..

Я сразу все понял. Да ведь я попал в Д о л и н у алмазов! В ту самую, про которую слышал россказни от знакомых купцов-путешественников — будто где-то в дальних горах есть некое ущелье, дно которого сплошь усыпано алмазами, бери задаром, вот только добраться до тех гор нелегко, а ущелье и вовсе неприступное; однако умные люди сообразили бросать туда куски свежего мяса, которые привлекают к себе горных орлов, они слетают за ним вниз, и в цепких своих когтях вновь выносят наверх то мясо — ас ним прилипшие к нему алмазы. А уж там купцы-добытчики криком и шумом отпугивают птиц, отнимают мясо — и отдирают от него драгоценные камешки.

• •

Значит, где-то там, наверху,— люди!..

Едва я это смекнул, как тут же той же веревкой привязал себе на бока два куска мяса, лег на землю и замер. Но прежде я, конечно, загреб горсть самых крупных каменьев, спрятал за пазуху. Мог бы и побольше взять, но не стал: ведь алмазы и всякое там золото делают человека тяжелым на подъем, а мне предстоял высокий взлет. И вот я почувствовал дуновение могучих крыл, потом кривые когти вцепились в мой правый бок. Это был крупный орел, но все же один он едва ли осилил бы мой вес. Однако, следом спустился другой, столь же матерый. Он вонзил когти в мой левый ^ок, и вдвоем они подняли меня в воздух. По пути они пытались урвать каждый свою долю, они грозили друг другу свирепым клекотом, они тянули в разные стороны... Я уже думал, что вот-вот какой-нибудь из них окажется слабее или добрее — испугается или уступит! — и тогда я пропал. Но нет! Чуть пополам меня не