Костёр 1985-01, страница 5

К. ЛОГУНОВ

ПОВЕСТЬ

Рисунки Б. Аникина

ЕРЕМЕЙ

Бегут по небу облака. Белые. Серые. Бегут, как перепуганные олени. Наскакивают друг на друга. Сбиваются в стаю. Кружат над тайгой.

Еремей знает: это ветер гонит облака. Сильный верховой ветер. Вон как ветер гудит в верхушках кедров и сосен. Как тысяча тысяч рассерженных шмелей.

Качаются на ветру макушки колких елей. Качаются кроны исполинских сосен. Лишь богаты-

ри-кедры не качаются, не гнутся: они никакому ветру не кланяются.

Привалился Еремей спиной к бревенчатой стене охотничьей избушки, смотрит на облака, слушает гул потревоженной ветром тайги и думает... «Скоро отец с дядей придут, принесут свежей рыбы, сварим уху...»

Еремею восемь лет. Он живет в маленьком таежном поселке Чехломей. Он умеет лодкой управлять. Может сети ставить. Из ружья стреляет, как настоящий охотник.

Чехломей — хантыйский поселок. Ханты — один из народов, издревле населяющих Север Сибири. Вот почему все ханты — замечательные охотники, рыбаки и бесстрашные таежники.

Еремей огляделся: вокруг потемнело. По небу теперь не легкие облака скользят, а медленно ползут мрачные тучи.

Сколько раз Еремей бывал один в тайге. Ночевал и в избушке, и в палатке, и под кедром на мягком мху. Никогда не боялся, а тут вдруг ему стало страшно.

Из тайги долетел собачий лай.

— Трам!.. Трам!..— радостно закричал Еремей. Мальчик узнал голос своей собаки.

Трам ушел вместе с отцом и дядей. Значит, они возвращаются! Еремей кинулся было на голос Трама, да вдруг остановился. Что-то в собачьем лае насторожило мальчика. Пес лаял надрывно, с тягучим подвывом.

Еремей схватил ружье. Торопливо проверил: заряжено ли?

Тут из тайги вылетела желтая лайка. Жалобно скуля и повизгивая, метнулась под ноги Еремею.

— Что случилось, Трам? Почему один?

Трам несколько раз обежал вокруг Еремея и снова понесся в тайгу. Еремей побежал за собакой.

ОТЕЦ

Шипастый боярышник цеплялся за одежду. Колючие елки больно хлестали по лицу. Под ноги лезли корневища, валежни, сучки. А Еремей бежал и бежал за Трамом.

Под огромным раскидистым кедром лежал отец. Лицо известково-белое. Губы подернуты синевой.

— Папа!—пронзительно закричал Еремей. Схватил отца за плечи, заплакал жалобно:

— Папа!.. Папа!..

Отец медленно открыл глаза. Губы шевельнулись.

— Беда, сынок. Плохо мне. Совсем плохо. Болит здесь...

Прижал руку к животу. Зажмурился от боли. И застонал.

— Где дядя?

— Поплыл на лодке к геофизикам. У них рация. А я сюда... Шел... Полз... Ум-м...

Еремей уложил отца на ветви срубленной березки и потащил волоком. Избушка была недалеко. До нее всего метров двести. Но попробуй-ка с такой ношей пройти эти метры!

Трам бежал рядом с мальчиком, подбадривал лаем, а то вцеплялся зубами в березку, помогал тащить волокушу.

Еремей расстелил подле костра еловые лапы и уложил отца на эту подстилку. Подкинул сушняка в костер, заварил чай из брусничного листа и стал ждать, когда отец откроет глаза.

Скрипуче каркнул ворон. Совсем близко тоненько пропищал бурундук — маленький, верткий полосатый зверек с длинным пушистым хвостом.

3