Костёр 1985-04, страница 42

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ОЧЕРК

— Твой пост,— сказал тихо командир группы Савинский.— Желаю удачи.

И исчез между деревьями.

Люда огляделась. Снег неглубокий, можно не отрывать окопчика. До самого шоссе сосновое редколесье. Одна вековая сосна шагнула ближе всех к дороге. Под нею на корневище Люда и пристроила винтовку, чтобы стрелять с упора. Впереди виднеется черная стена густого леса, и белая кромка шоссе четко вырисовывается на его фоне. «Да, лучшего места не подберешь».

...Шум моторов на дороге... Люда быстро прицеливается... Нет — это машины идут на Псков. «А где же рукавицы?» Она шарит вокруг себя по снегу. «Пропали — будь они неладны». Что-то чернеет на снегу у соседнего куста? Не они ли? Они.

«Славный боец: метра за полтора заброшены рукавицы». Лишиться их на таком морозе... Растерялась. Вспоминается последнее наставление командира: «Торопись медленно».

...Предупредительный свист... Шум приближающейся колонны... Тусклые огни фар. Люда приготовилась для стрельбы... Но тут что-то произошло: тишину прошили автоматные строчки, захлопали винтовочные выстрелы. Передняя машина, по которой должны были стрелять она и Слава Клементьев, выскочила на обочину и тяжело ткнулась в кювет. Над кабиной заметалось пламя: должно быть, вспыхнул бензин из пробитых баков.

Следующая машина стала с ходу объезжать горящую цистерну. Люда поняла этот маневр, бросилась к дороге с противотанковой гранатой и,

размахнувшись, метнула ее навстречу бензовозу... Взрыв бросает Люду на спину. Превозмогая боль, она изо всех сил ползет к лесу. «Через секунду взорвется цистерна». Но... поздно. Очнулась она на руках у Славы Клементьева, он тащит ее в глубину леса.

— Я пойду сама, Слава.

— Дай-ка руку. Вот так, держись за шею.

На условленном месте их встретил Толя Савинский.

— Ты ранена?

— Нет, контужена.

— Сделать носилки?

— Дойду.

Через час-полтора район пожара оцепят карательные отряды; всюду будут искать партизан, но никому и в голову не придет направиться к страшной в ночи Шелони.

Река на перекатах еще дышала белой изморозью, ворочалась с боку на бок перед долгим сном, лед ухал и морщинил реку лучами темных трещин.

Лучше не переходить Llie-лонь в эту пору: каждый килограмм веса может стать роковым,— но у партизан другого пути не было. Именно об этом и думал осторожный командир группы, когда выбирал бойцов на задание: самых молодых и самых легких, под стать себе.

Шли цепочкой, след в след за командиром. Он изредка останавливался и вглядывался в стрелки компаса. Лес становился все гуще, мешал бурелом, а идти надо было быстро. Все еще кружилась голова, но Люда уже шла самостоятельно, она падала, цеплялась за деревья, поднималась, бросала в рот снег и спешила за товарищами.

Лес кончился сразу. Неподалеку чернели избы деревни.

— Ждите меня здесь,— сказал Савинский.— Если услышите перестрелку — отойдите на опушку вон того перелеска в сторону Ямкина. Там ждите еще час. Старшим группы станет Клементьев. Ночь пробудете в лесу. Утром присмотритесь — где более отлогие берега, чтобы не попасть в стремнину, и осторожно по одному уходите на левый берег,— и скрылся'в темноте.

Клементьев выбрал густой куст вереска, ребята наломали веток, настлали внутри него толстым слоем и все это сооружение накрыли плащ-палаткой с подветренной стороны. Получилось нечто вроде шалаша. Забрались в него, сели на ветки, прижались друг к другу.

На шоссе, за лесом, полыхал пожар, гудели машины, лаяли собаки. Там были враги, а впереди — коварная Шелонь и где-то в опасности командир.

В тревожном ожидании медленно тянулось время. Наконец, услышали голос Савин-ского:

— Вот наш проводник, знакомьтесь.

Но в темноте была видна лишь шапка-ушанка с двумя огоньками глаз, да белые полоски зубов.

—: Гринька!— сказала шапка и выпростала маленькую цепкую руку из кармана полушубка.

— Сколько же тебе лет? Совсем мальчонка,— спросил один из партизан.

— Не, просто маломерок я. Говорят, в батю пошел, шестнадцать исполнится, вытянусь.

Гринька сделал знак следовать за собой и пошел, поправляя на плече моток веревки. Савинский нес доски. Подошли к реке.

37