Костёр 1986-03, страница 18

цах, матки-то ваши без ума, голосят. Весь день искали народом, стреляли сколько раз из ружей. Не слышали? Ну, ладно,— заключил он дружески.— Хорошо отделались. Могли бы и мимо пройти, пострашней было бы дело. Давай, Натаха, веди, отогревай, откармливай. А я поеду на перехват, поди, вся деревня в поисках.

Он сходил домой, вышел опоясанный патронташем, с ружьем через плечо, вывел из пристройки велосипед, быстро покатил по тропинке.

Натаха же ласково уже, жалостливо приговаривала:

— Ах вы, несчастные! Натерпелись, поди, страху-то. Как и заночевали-то,— гроза была! Ладно, теперь считайте — дома. Скорей в избу. Я сейчас только корову застану.

Поднялась по широким редким ступенькам, прошла затененными узенькими сенями. Андрюха нащупал дверную ручку. Вошли и обмерли.

В переднем углу на гладко обструганной доске, подогнув переднюю ногу, стоял волк. Глаза зеленели затаенно и тускло, пасть в оскале, впившийся в нижнюю бледно-синюю губу клык угрожающ и страшен. По шифоньеру, по самой его кромке кралась, припадая на лапы, серовато-рыжая в бурых пятнах рысь. Ушки торчком, круглые глаза нацелены, спина слегка изогнута, напружена — вся внимание, вот-вот метнется в точно рассчитанном прыжке. На приколоченных к неоклеенным тесаным стенам ветвистых сучьях — глухарь с распущенным в веер хвостом и задранной красно-бровой головой, зобастый, расшеперивший сильные крылья, тетерев, гордо напыжившийся хохлатый рябчик. А над косяком дверей прибит еловый обрубыш с глубоким дуплом, из которого любопытно, живо выглядывала белка с зажатой в лапах сосновой шишкой.

Хозяйка вошла, торопясь, на ходу пояснила:

— Мой-то мастер, даже из музея приезжают ему заказывают. Двадцать лет лесничий, придет из леса-то — что делать? Вот и выучился...

Она раскрыла объемистый деревянный сундук, порылась, вытащила старенькие, с ловко вделанными аккуратными заплатами на коленях порты, подала Андрюхе:

— Скинь свои-то, посушу.

Андрюха не стал отнекиваться, прекословить —

переоделся. Нашлось платьишко и для Татьянки.

Потом хозяйка потянула на кухню, усадила за стол. Поставила большое блюдо с мясным супом, нарезала свойского подового хлеба.

Когда опорожнили блюдо, хозяйка достала из печи облитый горшок, открыла тяжелую крышку — так и шибануло сразу от шестка истомившимся топленым молоком. Пили вприкуску, обжигаясь, шумно пыхтя и моргая сразу ослабевшими носами. А уж вылезали из-за стола совсем опу-зыревшие, осоловело переводя покрасневшими глазами, спотыкаясь.

— Теперь на печь, на печь,— скомандовала хозяйка.— Как следует прогреться, прокалиться.

Они взобрались по лесенке под темный и душный потолок, легли на горячие, застланные шубейкой кирпичи, накрылись старым лоскутным одеялом и сейчас же заснули чистым, сладким сном.

ВОЛЧОНОК

В. РЫБНИКОВ

Однажды вечером домой Вернулся старый пес. Я удивился: «Ну и ну! Волчонка он принес...»

Его я взял и положил На кухне, у дверей. Из соски я его кормил И рос он все быстрей.

Везде совал холодный нос, Погрыз диван, сапог... Терпел его мой старый пес, А кот терпеть не мог.

Раз как-то вечером гулять Я взял волчонка в лес. А там пустился он бежать И из виду исчез!

Вздохнул я и пошел домой С собакою моей. Пришел, а там волчонок мой На кухне, у дверей...

Рисунок К. Почтенной

*