Костёр 1986-03, страница 20ском налаженном швейном производстве. — Цех — затея Стародубцева,— Нина Васильевна рассказала.— У мужчин всегда есть работа на селе, а для женщин — только сезонная, летом, на свекле, женщинам это не нравилось. Выписал Стародубцев швейные машинки. Договорился, что с городской фабрики будут нам материал присылать. И меня переманил сюда, я ведь швейный техникум закончила. — Из города переманил? — я удивился. Обычно ведь так: из деревень уезжают люди в города. — Да, из города. Мастером меня назначил в этом цехе. А теперь я даже, начальница,— Нина Васильевна смущенно засмеялась. Музалаева выглянула в окно: на электронное, видное отовсюду табло: — Вы извините, смена у нас кончается дневная... Надо принимать изделия. НА СКАМЕЙКЕ ЗАПАСНЫХ Механизаторы нервничали. На ферме — работают, в швейном — работают, на строительстве — тоже работа, кладут стены; а тут... — И техника готова, и у нас настроение, конечно, только бы скорей в поле, но — погода! Нет погоды. Снег не сошел. Поздняя весна.— Механизаторы щурились на серое небо, с которого сыпало теперь мелким снежком. Все вокруг — при деле, а они — как на скамейке запасных на стадионе, в стороне. Обидно! Старый механизатор рассказал мне, как двадцать лет назад появился в колхозе но вый председатель — Стародубцев. — Шла жатва, и он сразу к нам в поле. Я в помощниках был, лежу с другими под копной, жду, когда комбайнер устанет, передаст мне штурвал. Мы привыкли, что председатели каждый год у нас менялись. Хозяйство ведь было так... завалюшное. И у Стародубцева мы спросили: «Что, надолго к нам?» А он: «Навсегда». И потом спрашивает: «Почему лежите?» Поднял колоски... на стерне всегда что-нибудь остается, вылущил зерна на ладонь, подумал. «Сделаем так — сменщики не бездельничают, а идут за комбайном, колоски подбирают!» Мы зашумели: «Из-за нескольких колосков топтаться по полю?» Стародубцев, однако, на своем настаивает. И первым пошел по стерне, колоски подбирать. Мы за ним. Вечером смотрим: два десятка полновесных мешков по зернышку насобирали. СЕКРЕТ СТАРОДУБЦЕВА Был уже вечер. В швейном светились большие окна: работала вторая смена. Доярки прошли в темноте — в сторону фермы, на вечернюю дойку. В клубе работали кружки. В бассейне занималась секция пла- ВЗН И Я|«« Было совсем поздно, когда я прошелся в последний раз по Спасскому. Около правления стоял забрызганный грязью «уазик». И окно светилось — в кабинете председателя. — Возвращался из города, баллон лопнул, пришлось менять,— Стародубцев объяснил свое позднее возвращение. Я собирался спросить его о работе, о том, как он сделал из отстающего хозяйства кол-хоз-миллионер... Но меня вдруг привлекли на столе председателя какие-то кубики, коробочки, конструкции из тонких палочек... — Это макет,— Стародубцев наклонился над столом, стал с удовольствием объяснять.— Новый детский сад хотим строить. Это игровая площадка. Качели, беседки... Зимняя оранжерея. Бассейн. Мозаика. Резьба... Нужно, чтобы с детства человека окружали красивые вещи... Мы вышли из правления, часы на башне показывали двенадцатый час. Стародубцев сел за руль машины. — Еще на ферму заскочу. Он жил своей работой, в этом был его секрет. Другие открывают свой кабинет в назначенное время и потом закрывают, откладывая дела на следующий день, забывая о них до завтра, а Стародубцев все время думал о ней — о своей работе, она была для него самым главным делом. Он захватил с собой почту — письма, новые журналы. Часы на башне показывали двенадцать часов, но у меня было такое чувство, что, вернувшись наконец домой, Стародубцев станет читать эти письме... «Все сильнее и силь-• нее хочется в колхоз...». «В деревне люди добрее...». «Возьмите нас в свое хозяйство». И сразу напишет ответы. А потом возьмется за журналы. Так мне показалось: что он и не подумает ложиться. Потому что ему жалко тратить на сон это драгоценное время, эти невозвратимые часы, минуты и секунды. К. ВАСИЛЬЕВ |