Костёр 1986-03, страница 25

„ — Я тоже такую сказку читала,— взволнованно вспомнила Флюра.— Только она не так как-то называется.

— Ну, все равно,— поморщился Мишка.— Давай, я первый желание загадаю?

— А какое?

— Знаешь, попросим, чтобы мы очутились как-нибудь в Америке. Ну, не насовсем, а так, посмотреть.

— А чего там смотреть?

— А там дома есть по сто этажей и прямо на улицах кино показывают. И негры в цепях ходят...

— Не-ет, это страшно,— поежилась Флюра.— Да ты по-американски и словечка не знаешь. Я-то хоть по-татарски знаю, а ты?

— Ну, тогда, чтобы мы очутились на парусном корабле в море, и чтобы в корабле были бочки с золотом. И чтобы приплыли домой... '

— А ты плавать умеешь, если парусник твой перевернется? А если утонем? Давай, лучше я загадаю.

— А ты про что?

— Я сначала загадаю, а потом скажу,— непреклонно сказала Флюра.

— Давай, загадывай.

Флюра, проверив, нет ли в калошах мышей или тараканов, влезла в них и зажмурилась.

— Загадываешь? — заинтересовавшись, спросил Мишка.

Флюра досадливо махнула рукой, мол, не мешай! Желание ее было связано с Мишкиным предложением.

«Конечно, мы сейчас договорились. Но ведь в августе мы поедем в разные пионерлагеря, да еще потом целых семь классов учиться. Да еще в пионерлагере, там же другие всякие девчонки будут?» — размышляла она, стоя в калошах счастья. И размышляла в общем правильно.

— Ну, как? — крикнул ей Мишка.

— Никак. Не получается ничего,— просто ответила Флюра.

— А что ты загадывала?

— Я? Я загадала, чтобы мы с тобой сразу стали большими.

— А-а! Это хорошо бы. Может, ругали бы дома меньше.

— Да не понимаешь ты,— грустно ответила Флюра.— Мы бы тогда сразу и поженились.

— А-а! — только и сказал Мишка. К немедленной женитьбе он был никак не готов.

— Вот он, голубь залетный,— встретил его на пороге знакомый голос. Елизавета Михайловна сидела за столом с мамой, они пили чай. Ему казалось, что они злорадно наблюдают, как он медлительно вытирает ноги о половик и пристраивает возле трюмо пыльные сандалии.

— Ну... спасибо за чай. Пойду.— Проходя мимо него, Елизавета Михайловна сделала вид, что хочет влепить ему затрещину (чего, конечно, никогда не сделала бы) и сказала:

— Завтра чтоб был!

Учительница ушла, и началось!

— До каких пор ты будешь из меня кровь пить? Троечник ты невылазный! Да люди к тебе с доб

ром, помощью, а тебе, шантрапа уличная, все бы чертей по задворкам гонять.

Покипятившись, мама продолжала спокойнее:

— Миша, ну останешься в третьем классе на второй год, ну, выгонят из школы. С тремя классами-то, куда тебя? Куда-а? Быкам хвосты крутить? Ты смотри — везде сейчас грамоту требуют. А безграмотный-то, кому ты нужен?

— А я женюсь,— неожиданно для себя выпалил Мишка и перестал дышать.

— Что? Как? — опешила мать.

— Я на Флюрке женюсь. Она согласна, когда мы...

На кухне что-то грохнулось, бабаня там брысь-кнула, что ли, на кошку, и громко сказала:

— Ну, мать, опять новые траты. Придется еще один горшок покупать. Невесте-то, чай, отдельный нужен. С цветочком каким...

— Ты... погоди,— ответила ей мама. Губы у нее странно скривились.— Погоди, мама, мы тут сами разберемся.

— Я же говорю, когда вырастем,— хрипло прошептал Мишка.

— О-ой, не могу-у,— закатилась на кухне бабаня.

Мама поднялась, захлопнула дверь на кухню и вернулась к сыну.

— Ну ладно хоть не завтра, сынок,— мягко сказала она, а глаза, глаза у нее не то что смеялись, а прямо-таки хохотали. И у Мишки все засаднило внутри, как бывает при крайней несправедливости. Все как-то перемешалось в этой дурацкой ругани, и его никак не хотят понять. А объяснять у него уже не было сил. Сквозь спазмы начинающегося рева он только выдавил:

— Я... не хочу... чтоб ты... чтоб так... он... этот...-

— Ну, погоди, погоди реветь. Ты, значит договорился с Флюрой заранее, так, что ли?

Мишка только кивал. Обида за этот смех занозой сидела в горле. Он не верил еще, что мать поняла его. Да и разговор шел все о том, что надо учиться, что и Флюра за взрослого дурака-второгодника не пойдет. Но рука матери так властно и тепло обняла его голову, что заноза таяла, таяла и растаяла совсем. *

Вечер он даже провел за учебником арифметики. Обида иногда покалывала, но все реже и тише. А лежа в постели, он забыл о ней и позвал мать:

— Мам, а я сегодня калоши счастья нашел. Там, в одном месте.

— А чего не принес? Счастье-то не лишняя табуретка в доме.

— Ну... они сломанные были. Флюрка вон хотела, чтобы мы сразу стали большими, чтобы сразу поженились. И ничего не исполнилось.— Эх, зря я опять про это,— огорчился он, задремывая.

— Да нет,— отозвалась мама.— Просто вам умные калоши попались. Сразу взрослыми! Чего ж хорошего! Поживи уж со мной, сынок.

— Ладно, мне и без калош с тобой хорошо,— пробормотал он, и глаза у него совсем слиплись. Он уже не видел склоненного над ним лица матери

с блестящими и от этого такими молодыми гла-

%

зами.