Костёр 1986-05, страница 26

— И все-таки выстояли?

— И да и нет. Ударили по танкам прямой наводкой — почти в упор. А тем временем поймали несколько лошадей, запрягли их и из-под самого носа у немцев укатили орудия. Выручили батарею... Кстати, спасли как-то раз от фашистов и большую группу детей.

— Наверное, беженцев?

— Конечно. Сколько я тогда их видел! Потеряли свои семьи и прямо через линию фронта пробирались в наш тыл. И всегда мы их на батарее поддержим, покормим, дадим отдохнуть. А уж они-то — и помогают протирать снаряды, и перетаскивать зарядные ящики и, конечно, ухаживать за лошадьми. Может быть, тогда где-то исподволь во мне и созрело решение писать для ребят, стихи ведь я еще со школы пытался сочинять... Так вот, батарею мы спасли, да от врага ушли недалеко, отрезал он нам путь отступления. Так попал я в партизаны. Ушли мы в Крымские горы, стал я начальником штаба отряда, позднее — его командиром. Нападали на фашистские гарнизоны, обозы... Воевал, наверное, неплохо, во всяком случае в 1943 году меня самолетом вывезли в Москву, а там — прямо в

Кремль, Михаил Иванович Калинин вручил мне орден Красного Знамени.

— И снова назад в партизаны?

— Нет. Дальше снова фронт: прошли с боями по Чехословакии, Венгрии. Тяжело пришлось нашей части в Австрии. Был я там артиллерийским разведчиком. Тоже дело непростое. Помню под городом Папа вызывает меня командир, говорит:

— Наступление наших частей остановилось. У немцев много штурмовых орудий и пока мы их не уничтожим, пехоте вперед не пройти. Видишь колокольню? Лезь на нее и оттуда корректируй огонь.

Легко сказать «лезь на нее и корректируй»! Проемы окон широченные, высокие, человека издали видно. Двух наблюдателей наших там уже убило. Что делать? Исхитрились мы, сделали из досок щит, закрасили его под камни, ночью подняли под самый шпиль. Я за щитом лег и, когда рассвело, стал через щели высматривать, где стоят немецкие орудия. Высмотрю, и по телефону скомандую... За день справились.

— Николай Сильверстович, а все же стихи на фронте Вы тоже писали?

— Писал, когда время было. Всю войну носил с собой в вещмешке томик Пушкина. Только он погиб — в землянку снаряд угодил, ничего от нее не осталось.

— А какие-нибудь Ваши фронтовые стихи сохранились?

— Тоже погибли.

Они могли бы жить со мной

Одной

Не легкою судьбою.

Стихи,

Что шли со мною в бой,

Не смог я вынести из боя.

В 1946 году вернулся на родину, но погоны не снял — продолжал служить, был преподавателем, в 1962 году ушел из армии в запас и вдруг почувствовал — настало время, когда я без стихов просто не могу. И именно без стихов для детей. Стал писать. Вышла одна книжка, вторая, третья...

— Ну что ж, «Костер» желает Вам и четвертой, и пятой!

Когда я вышла из подъезда дома, в черно-синем небе между корпусами горели звезды. Я подумала: «Они не меняются. Меняется человек. Это их видел саратовский школьник, затем отважный партизан, военный разведчик, а теперь удивительный поэт Николай Егоров».

Записала М. ВЕРХОВСКАЯ

ЗОЛОТЫЕ СОРВАНЦЫ

Ходит ветер Взад-вперед, Ветки клонит, Листья рвет. И летят Во все концы Золотые Сорванцы. На качели Стайкой сели, Покачались, Полетели! Покружились На ветру, Сели в люльку К маляру. Заглянул в окно Листок — У ребят Идет урок.

РЫБКА

У водички-светлолички Тростниковые реснички. У нее, волнистой,

гибкой,

На журчащей быстрине Что ни рыбка — > то улыбка

Серебрится на волне. На крючок поймал я рыбку ^ечка спрятала улыбку.

Рисунок К. Почтенной