Костёр 1986-05, страница 31

Мария Денисовна, а ночью-то что? Вы ушли,

да г

Соседка грохнула кастрюлькой.

— Нечего тут меня спрашивать. Как надо, так и сделали. Лучше друзьям своим скажи, чтоб взрослых, слушались. Раз говорят — иди, значит — иди! И без фокусов.

Больше она не сказала ничего, только сердито чиркала спичками и перекладывала на столе разные мелочи.

В комнате, когда я завтракал, мама села напротив.

— Ну чего ты к Марии Денисовне пристал?

Ей, может, больше твоего обидно, что липы увезли, а что она могла?

— А папа с Сидоровым, они ведь там все время были. Что ли, этого в мятой шляпе испугались?

— Ну знаешь! — Мама отошла к буфету. — Вот вечером отец вернется, у него и спрашивай.

В школу я пошел длинной дорогой, чтобы не идти мимо изрытого газона. На чужой улице перед домами был сплошной асфальт и никаких деревьев. Я подумал, что этим людям не о чем беспокоиться, и как это странно выходит — у нас перед домом осталась хотя бы половина деревьев, и люди расстраиваются, а тут и нет ничего, а вроде и горевать не о чем. Все как было, так и есть.

Я думал о липах до первой перемены, а потом начисто про все забыл и пошел из школы обычной дорогой. Перед нашим домом около ямы стояли Венька с Серегой. Я хотел пройти мимо, но они вдруг отвернулись — сделали вид, что не замечают меня, и я пошел к ним, будто кто меня толкнул.

— Явился, не запылился,— сказал Венька, а Серега ничего не сказал. Он посмотрел на меня и плюнул в яму.

— А хитрый у тебя папаша,— ка. — Верно, Серый?

И опять Покатихин ничего не сказал.

— Как он нас домой-то отправлял. Идите, мол, ребята, не беспокойтесь. Ну мы только вид сделали, что ушли, а сами-то в парадной спрятались и все видели. Сначала они сами договорились, а когда машина пришла с каким-то дядькой, половину наших лип отдали. Сегодня, поди, за остальными приедут. У-у! Стоит тут! — Венька толкнул меня в плечо.

— Ну его,— сказал Серега,— связываться еще.

За ужином мы все сидели молча, а я старался не глядеть на отца. Я думал, как ему стыдно

сказал Вень-

сеичас передо мной и перед всеми и что пусть Покатихин с Бобылевым говорят, что хотят, я все равно прощу его когда-нибудь.

— Ты что, Володька, заснул?

Я вздрогнул, поднял голову и мы с папой посмотрели друг на друга. У него было спокойное, даже веселое лицо. Он с удовольствием ел свою любимую жареную картошку, и маленький

шрамик над верхней губой ходил неторопливо туда-сюда.

И я вдруг начал кричать ему про Веньку с Серегой, и про газон с круглыми ямами, и про сердитую Марию Денисовну. Мама хватала меня за руки, а я отбивался и кричал, а потом вдруг у меня совсем не стало силы, я сел на стул и заплакал.

И в тот вечер, и на другой день у нас дома никто не говорил о липах, только в воскресенье утром отец велел мне собираться. Когда я оделся, он сказал:

— Ты вот что, найди приятелей своих, и подождите меня на улице.

Я сказал, что Бобылев с Покатихиным со мной не разговаривают.

— Скажи им, что я их очень прошу.

Мы вышли в центре около сада. Большие де-