Костёр 1986-06-07, страница 10

раз Саша пришел раньше обычного. Коля в майке и в тренировочных штанах чистил ботинки. Делал он это тщательно, неторопливо и даже с некоторой любовью. Едва ли в наше время найдется много мальчишек, которые бы ежедневно чистили обувь по всем, так сказать, правилам этого искусства. А уж о бархатной тряпочке, которая доводит ботинки до зеркального блеска, и говорить не приходится. В наши дни мальчишеская обувь проходит обычно три простые стадии: она покупается, изнашивается и выбрасывается.

— Чего так рано, мыслитель?— спросил Коля, поджидая, пока крем с изящным названием «ШЕВРО» впитается в ботинки.

— Да так...— неопределенно ответил Саша и, вздохнув, добавил: — Слушай, Колян, у тебя бывают предчувствия?

— Бывают.

— А какие?

— Ну, разные. Вот сейчас у меня было предчувствие, что ты зайдешь. Только минут на пятнадцать попозже.

— Какое же это предчувствие. Я за тобой каждый день захожу. Нет, я о другом.

— О чем?

приснился. Будто у меня одно ухо выросло. Здоровое такое ухо. С капустный лист.

— Все ясно. Дальше можешь не продол-

сказал Коля, производя последние лег-

башмаками.—

жать,— кие взмахи

над сверкающими

Только непонятно, почему у тебя ухо выросло, а не хвост. У наших предков, как известно, были хвосты.

— Будешь издеваться, я уйду,— угрюмо ска

зал Саша.

— Это я издеваюсь?! А мне кажется, это ты издеваешься. Мы с тобой занимались?

— Ну, занимались.

— К диктовке готовились?

— Ну, готовились.

— Ну! Ну! А теперь, видите ли, у него уши

вырастают! И потом, не ты ли твердил, что тройка объективно отражает твои знания?! Вот и получишь свою тройку. Все равно в этом году четыре тебе не светит, это уже ясно.

— Ха, если б тройку! Я б тогда и не дергался. У меня предчувствие, что я схвачу два балла. Понимаешь, нервы, стрессы... Одна лишняя ошибка — и два очка в кармане!

— Хорошо. Что ты от меня хочешь?— спокойно спросил Коля, надевая школьную форму.— Списать я тебе дать не могу — сижу впереди. Проверить твою работу тоже не могу. Так что же?

У меня план,— сказал Саша, оживившись.— Я над ним полночи думал. Ты ведь знаешь, что Надежда нам всегда много времени на проверку дает. Минут десять, а то и больше. Так?

— Так.

— Вот. Ты пишешь диктовку под копирку.

— Как это?— не понял Коля.

— Понимаешь, у меня нехорошее предчувствие. Сегодня диктовка, ты ведь помнишь. Годовая. А тут мне еще сон какой-то странный

— Ну, очень просто. Возьмешь у своей мамы лист копировальной бумаги, подложишь его вместе с чистым листком под свою работу — и вперед! Потом, когда нам время на проверку дадут, ты, не оборачиваясь, понизу передашь мне копию. Гениально! Такого еще нигде не было. Остается только сверить наши диктовки — и дело в шляпе!

— Нет,— сказал Коля.— Не согласен. В конце концов, это просто беспринципно. Для чего, спрашивается, мы тогда занимались?

— Да пойми ты, чудак-человек, — заволновался Саша.— У меня предчувствие! А то, что мы занимались,— это хорошо. Это от меня никуда не денется. Тут же особый случай.

— Ты мне надоел,— сказал Коля.— Просто тебе лень шевелить мозгами. Конечно, сдуть легче.

— Так,— набычившись, произнес Саша.— Тогда последний вопрос: друг ты мне или не друг?

Коля опустился на тумбочку возле зеркала, помолчал и, вздохнув, сказал:

— Ладно. Черт с тобой. Но учти: во-первых, это последний раз в жизни. А во-вторых, я теперь с тебя не слезу. Будем каждый день по часу диктовки писать!

— Ну, конечно, будем! Что за вопрос!— радостно согласился Саша.— Бери скорей копирку. И прошу тебя: пиши с нажимом.

8