Костёр 1986-06-07, страница 24

тана»

— Понимаете, папа перед отъездом мне говорит: ну, Настена, на тебя вся надежда. Если ты не найдешь этого симпатичного старика, то я работать спокойно не смогу. И вот я стала к тому книжному магазину чуть ли не каждый день ходить.

— К книжному!— воскликнул Саша и хлопнул друга по коленке.— А ведь действительно! И как это Павел Андреевич не догадался туда ходить?!

— Как, как? А ты сам почему не догадался? А я? Задним умом все сильны. Когда дело сделано, все просто кажется. Только ты, Настя, не думай, что мы б тебя без твоего объявления не нашли. Мы уже и дом твой знали, и у подъезда твоего сидели.

— Я бы и сама нашла,— сказала Настя, и упрямо тряхнула головой, отбросив со лба светлую челку.— У нас с папой закон — сказано — сделано.

— А он куда уехал, папа твой?— спросил Саша.— Далеко?

Настя подошла к карте и показала рукой на маленький, красный флажок, воткнутый на самый восточный край Советского Союза.

— Бухта Провидения. Двенадцать часов самолетом, потом вертолет. Когда мама узнала, куда он едет, то сказала: «Ну, дальше некуда».

— Ух ты, здорово!— сказал Саша.— Так он что же у тебя, полярник?

— Да, он гидрограф. Ему и в Арктике бывать приходилось, и в Антарктиде.

— Теперь ясно, почему у тебя шкура медвежья висит,— сказал Коля.

Настя засмеялась:

— А вот как раз и неясно! Эту несчастную шкуру папа привез... Знаете откуда? Из Ташкента!

— Из Ташкента?!— хором переспросили друзья.

— Да, да, именно оттуда! Он ездил в прошлом году по турпутевке в Узбекистан. И вот приезжает домой — в одной руке чемоданчик, в другой мешок такой большущий. Ну, думаю, сейчас оттуда дыни и гранаты посыпятся. А он мешок развязывает и вынимает эту шкуру. «Во,— говорит,— на базаре купил! Крупно повезло. А иначе кто ж поверит, что у моей дочери отец полярник». Он вообще у меня страшный выдумщик. Однажды — как раз перед Восьмым Марта — пошел товарища навестить. И пропал. А мы с мамой дома сидим. Сердитые. Тут я не выдержала, звоню ему по телефону, говорю: «Папа, как тебе не стыдно!» А он: «Лечу, Настена, лечу! Через полчаса буду дома». Проходит полчаса, и вдруг в окно стук раздается. Мы с мамой ничего не понимаем, смотрим и видим: за окном папа, улыбается и руками машет. Будто летит. В одной руке торт, в другой — огромный букет гвоздик. Можете себе представить, что с нами было. Как-никак, четвертый этаж. Потом выяснилось, что он уговорил шофера подъемной машины поднять его до нашего окна. Знаете, есть такие машины, у которых стрела выдвигается.

— Ты бы нам хоть фотографию своего папы

показала,— попросил Коля.— А то мы так долго его искали, что он нам сниться начал.

— Так вот же она, на серванте стоит,— сказала Настя.

С фотографии на ребят приветливо смотрел бородатый человек в большой меховой шапке и в полушубке. В руке он держал огромный, надутый гелием радиозонд, вот-вот готовый подняться в небо. А вокруг простиралась бескрайняя снежная равнина.

— Так у твоего папы, оказывается, и борода еще есть?— удивился Коля.— А мы думали, усы...

— Нет,— засмеялась Настя,— борода у него только на севере. Дома мама не разрешает. Говорит, что он с ней на Карабаса-Барабаса похож.

— Кстати, Настя,— сказал Саша,— мы с Коляном так и не поняли: на фотографии в машине ты сидишь или не ты?

— Я. Получилось только плохо. Вы, наверное, думаете, что это я так, для форса сижу. Вовсе нет. Меня папа уже учит машиной управлять. На мопеде-то я давно научилась. Еще когда мы на Камчатке жили.

— Ишь ты! Ишь ты!— послышалось вдруг из клетки. Попугай, глубокомысленно молчавший все это время, вдруг решил подать голос.

— Ну, наконец!— засмеялся Коля.— Что же ты, чучело, так долго молчал. Мы же с Ляпой так давно мечтали это услышать.

22