Костёр 1986-06-07, страница 46

— Прошу посторонних в дело по краже телевизора не вмешиваться!— отрезал Пантюшкин.— Пострадавшая, пишите заявление!

Писать заявление баба Клава заставила Димку. Она шептала ему в ухо и следила, как он выводит буквы на бумаге.

— Моть, гляди-ка, кот-то спину выгибает...— не удержалась Клариса.— Может, это Костя Зи-муха объявился, Моть...

Матвей Фомич внимания не обратил на Клари-сины слова. От разных мыслей у него даже лоб вспотел.

Дима поставил последнюю точку и сказал:

— Я думаю, вор из другого города приехал и телевизор в другой город увез. Это же редкая марка теперь... Ночью много поездов через Гуси-ху ходит.

Клава Желтоножкина, стукнув внука по затылку, сказала:

— Окстись! С каких пор яйца куриц учат?

Конечно, жалко Клаву Желтоножкину. Все-

таки не булавку украли, а какой ни на есть старый — да телевизор. А еще больше Пантюшкина жалко. Так прекрасно начиналось у него утро. Пил чай да радовался — какая жизнь в поселке тихая, ни ссор, ни драк. Даже мысль хорошая ему в голову пришла — не махнуть ли под Владивосток? Тихий океан рядом, а Пантюшкин его ни разу не видел. Хорошо на песке погреться, послушать, как теплоходы гудят, возвращаясь из заморских странствий. Но что поделаешь, такая у Пантюшкина служба.

КРАСНАЯ РАСЧЕСКА

Пришел Матвей Фомич на место преступления. Дверь, прислоненную к перилам, внимательно осмотрел. Крюком здоровенным звякнул. В избу вошел, к Желтоножкиным обратившись:

— Ничего руками не трогали? С места на место не передвигали? Так все было?

— Ничегошеньки, Мотя, не трогали...— засуетилась баба Клава.— Как телевизора хватилась, сразу к тебе... Только вот половики трясти собрала, а так ничего не трогали...

Да...— нахмурился Пантюшкин.— На половиках следы могли быть...

Баба Клава виновато умолкла. Дед в кулак закашлялся, а Димка, спиной повернувшись, замазку на подоконнике ковырял.

— Дверь, говорите, на ночь заперли?— уточнял Пантюшкин.

— Заперли! Как же...— кивала баба Клава.— На крючок...

И велела было Димке крючок накинуть, чтоб картину прошедшей ночи в точности нарисовать да спохватилась, что дверь на крыльце стоит.

Осмотрел Пантюшкин тумбочку из-под телевизора. Следы от четырех круглых ножек. Ничего не мог понять Пантюшкин. Ладно бы само-

Или

вар украли

предмет старины.

копилку-

кошку лупоглазую. Деньги в ней. Или, на худой конец, кур. И дверь взламывать не надо, вырвал доску в сарае, покидал в мешок...

— А я утресь жду, пока часы забьют...—

- причитала баба Клава.— А они молчат. Видать, он в темноте-то хотел их со стены за гирю сдернуть, а гиря-то оборвалась... ♦

— Она, в аккурат, по ноге-то его и тяпнула...— сказал дед Ваня.— Потому что стука я не слыхал... Ежели бы по полу бабахнула, я бы проснулся...

— Спасибо, да баба Клава.

— Так вот я и говорю, если гиря-то его по ноге тяпнула...— продолжал дед,— то он теперь хромает. Вот и надо глядеть: кто в Гусихе хро-

гиря напугала...— перебила де-

мает, тот и украл...

— Иди лучше двор подмети...

сказала Кла

ва деду.— Мотя не дурее тебя, сам разберется.

И в глаза милиционеру посмотрела. Доволен ли, что она про него так говорит.

Пантюшкин гирю на полу осмотрел. Тяжелая гиря. Есть правда в дедовых словах. Через круглую лупу Пантюшкин осмотрел пол под часами — отпечатка от гири не было. Надо поглядеть, кто в Гусихе хромает... А часы остановились ровно в полночь. Возможно, они бить начали и вора спугнули. Мог с перепугу за гирю дернуть. И теперь сказать — собирался он только телевизор вынести или до нитки обобрать — трудно. И еще одна деталь смущала Пантюшкина — почему свершилась кража именно в день рожденья? Скорее всего, это совпадение.

Пантюшкин крался по избе, оглядывая каждый сантиметр пола. Вдруг на глаза ему попался подозрительный предмет — красная расческа.

— Ваша?—спросил Желтоножкиных.

— Наша!— бросился к расческе Дима.

— Глаза-то разуй!— рявкнула баба Клава.— Какая же это твоя?! У тебя железная с хвостиком, а у меня гребенка...

«Улика...»— промелькнуло в милиционеровой голоЕе.

Видно, расческой пользовались недолго. Зубья целы и цена хорошо видна — сорок копеек. На одной стороне... А на другой! Ахнул Пантюшкин, увидев на другой стороне выцарапанное гвоздем слово «БОРЯ».

Продолжение следует